ВОВ, иконостас украинских нацистов.

Как возникло «украинство», и как крепостной Шевченко сотворил «образ врага»

 

Истоки украинской русофобии можно найти в личностных проблемах «Кобзаря».

 

Тарасом Шевченко, ставшим творцом русофобии, двигал комплекс жертвы

 

Нынешний радикальный национализм и русофобия возникли из растянувшейся на столетия истории формирования украинской национальной идеи. О том, откуда возникла сама идея украинства, была ли она изначально антагонистом русскости и всему, что связано с Россией, ForPost побеседовал с доктором культурологии, профессором Евгенией Бильченко.

 

Из средних веков

Все началось ещё в средние века. По словам Бильченко, в период с XVI по XVIII век на Украине — тогдашней Малороссии или части Речи Посполитой — развернулось исходящее от Польши интеллектуальное движение.

«Это движение было исключительно университетским, школьным и общественным, впоследствии оно стало и политическим. Речь идёт о насаждении на территории Малороссии, разбитой между Польшей и Российской империей, латинских ценностей.

В Киеве Петром Могилой в 1615 году была основана латинская школа, которая стала впоследствии Могилянской академией (существует и сейчас, — прим. авт.). В этой школе начали очень активно внедрять тогдашние романо-германские ценности, то есть католичество и буржуазные ориентиры Западной Европы. Это было сделано, чтобы создать противовес очень сильной православной традиции, которая была в Малороссии. В частности, эта традиция была представлена Острожской академией», — рассказала Бильченко.

По сути, появление Киево-Могилянской академии было попыткой Польши внедрить собственных агентов влияния на территории России. На этом фоне появились акторы, которые начали проповедовать латинские ценности и форму обучения.

Но важно то, что тогда это совершенно не было направлено на создание украинского национального мифа, — направленность была только на Польшу и Западную Европу.

Однако спустя время Киево-Могилянская академия и проевропейская тенденция стали базой для формирования национального украинского мифа.

«При этом во времена петровских реформ со стороны Российской империи было и собственное движение навстречу. В Петербурге начало развиваться проюжное настроение, которое можно было бы назвать украинофилией. Оно было по большей части этнографическим — это была мода на все малороссийское», — отметила профессор.

Иными словами, пояснила она, в Малороссии в средние века возникли два встречных направления. С одной стороны была Польша, которая внедряла латинские ценности, а с другой — в Российской империи была эта мода на малороссийское, что, по сути, потакало польскому движению чуть ли не на государственном уровне.

 

Истоки украинизма

В XIX веке на базе Киево-Могилянской академии и так называемых латинствующих элементов в Киевском университете Святого Владимира, где училось очень много польской шляхты, начал складываться национальный украинский миф.

Там появились польские студенты, которые идейно сражались за независимость Польши от Австро-Венгерской империи. Но они, находясь в Киеве, не могли самостоятельно «пробить польский паттерн» и действовать только именем Польши.

Поэтому они произвели перенос национальной идеи Польши на национальную идею Украины, подобно тому, как нынешние российские либералы выражают либеральную идею через украинофилию.

«Эта тенденция изначально была направлена на Польшу. Известный факт: украинский гимн «Ще не вмерла Україна» — это калька с польской повстанческой песни «Jeszcze Polska nie zginęła». Но из этого выросла изначально направленная на Польшу украинская идея с присущим ей травматизмом и виктимным культом. Вот эта травматическая идея — это жертвенность и процесс наслаждения смертью.

Малороссийский историк Николай Костомаров писал, что малороссы склонны наслаждаться умиранием своих героев. По его словам, суть малороссийской национальной идеи состоит в том, что малороссы в принципе не фанатичные люди и не настолько твёрдо идейно убеждённые, чтобы бороться за победу, как великороссы. Они приспособятся под любого победителя. Но при этом будут с честью хоронить своих героев и даже умышленно их уничтожать. Потому что сами похороны героя — это своего рода стимул к национальному вдохновению», — сказала Бильченко.

Иными словами, жертвенный культ, присутствующий в зарождавшейся в малороссийской национальной идее, — это стремление общества представить себя жертвой более сильного сообщества. И неважно, какого. Сначала это были Речь Посполитая и Австро-Венгрия, а затем и Российская империя.

По словам Бильченко, истоки нынешней русофобии стоит искать именно в этом периоде:

«Тогда развилась такая этнографическая традиция, которую называют пейзанством, — любование всем малороссийским как инструментом достижения Польшей освобождения от Австрии. Во главе этого движения встал поляк, который в итоге стал очень жёстким украинским националистическим историком — Владимир Антонович. Именно он одним из первых обосновал национальный украинский миф как травматическую идею, солидарную с движением Польши против любых империй, то есть Польши против Австро-Венгрии, а Украины против Российской империи».

 

Теория без практики

Последователями Антоновича стали известные украинские историки-классики, которых можно причислить к теоретикам украинской национальной идеи. Это Николай Костомаров, Михаил Драгоманов и Михаил Грушевский. Это уже конец XIX — начало XX века.

«Но родилось всё из трёх вышеназванных столпов. Первое — это латинские ценности, связанные с интересами Польши. Второе — это травма, ставшая базой для формирования национальной идеи. Третье — выросшая из первых двух факторов изначальная настроенность против России. Дело в том, что любая идея травмы, травматическая память как мифомотор национальной идентичности, нуждается в образе общего врага. Только так она может объединить общество. А без образа врага идея травмы сама по себе не работает», — отметила Бильченко.

Эта идея во второй половине XIX века была очень бурно подхвачена представителями малороссийской интеллигенции, в основном весьма состоятельными помещиками. Именно из этой интеллигенции и вышла плеяда вышеназванных украинских историков.

«Таким образом, из этого национального мифа, выросшего на почве романтизма, просвещения и этнографической моды, мы плавно переходим к идее украинской нации. А это уже второй этап, на котором начались попытки создания украинской государственности в начале XX века», — отметила эксперт.

Впрочем, в XIX веке ни о каких реальных действиях речи ещё быть не могло. Тогда существовала только зародившаяся у малороссов национальная идея.

«В XIX веке украинская национальная идея была ещё исключительно элитарная, а её носители собирались вокруг кружков при университетах. Они не были готовы к каким-то действиям и реальной борьбе, например, к организации восстаний. Всё это существовало в рамках образовательных и научных структур, было эстетством чистой воды без какого-либо влияния на армию и народные массы.

Таким, к примеру, было Кирилло-Мефодиевское братство, куда входили Тарас Шевченко, Николай Костомаров, поэт и историк Пантелеймон Кулиш. Кулиш, к слову, ввёл миф «Украина как хуторянство» и сделал всё, чтобы этот хуторской миф возвести в культ», — рассказала Бильченко.

Однако в этом эстетстве уже была сформулирована некая стратегическая цель украинской идентичности.

«Если исходить из общей направленности тогдашней мысли, носители зародившейся украинской национальной идеи хотели автономии Украины в составе Российской империи. Ни о какой политической независимости речи тогда вообще не шло, тем более о независимости военной», — пояснила эксперт.

 

Истоки русофобии

Этому периоду, по словам Бильченко, пока ещё не присущи признаки всеобщей русофобии:

«Русофобия существовала благодаря Тарасу Шевченко — это один из творцов этого явления. Причём он сам к этому стремился, и зачастую им это делалось с подачи петербургских романтиков, культивировавших такой образ Шевченко. К слову, Шевченко — единственный из носителей украинской идеи того времени — был за отделение Украины от России.

По мнению марксистов, русофобия того времени имела вид неприязни к царскому режиму. Это не совсем соответствует действительности, потому что это попытка марксистов перевести русофобию из этнической плоскости в плоскость классовой борьбы».

Эксперт отметила, что русофобия Шевченко базировалась именно на этническом моменте. Доказательством может служить его творчество, где это весьма чётко прослеживается.

По словам Бильченко, подробный анализ текстов Шевченко на предмет наличия в них русофобии провёл Олесь Бузина (украинский писатель и публицист, убит возле своего дома в Киеве в 2015 году, — прим. авт.).

«Шевченко своим поведением, национальным костюмом, задирательством с российскими элитами транслировал русофобию. И, кстати, он единственный из Кирилло-Мефодиевского братства отправился на каторгу. И не потому, что он что-то делал, а потому что он был очень агрессивным на словах» — пояснила эксперт.

По мнению Бильченко, Тарасом Шевченко двигал комплекс жертвы. То есть его русофобия носила больше личностный характер, который выразился в общественно-политических взглядах.

«Многие, кто знал Шевченко, вспоминали, что он чувствовал себя неловко в общении с высокими и интеллектуальными кругами столицы империи. Потому что он был крепостным мальчиком из Черкасской области, которого научили читать и писать. Его агрессия по отношению к императорской семье — это вообще личностная история, из которой он развил целый этнографический миф.

В силу того, что он был крепостной и у него были конфликты с элитами, его личностный травматический миф стал одновременно русофобским. Он возвёл в культ собственный комплекс и абсолютно сознательно вывел его на национальный уровень благодаря лёгкой читабельности своих текстов», — пояснила Бильченко.

Андрей Медведев

https://t.me/MedvedevVesti/17458

Русский философ Константин Крылов (1967-2020): 

«2 мая – день рождения украинской нации.
…
Что, собственно, произошло? Украинцы сожгли русских – или людей, которых рождающаяся украинская нация приняла за русских. Сожгли – то есть подвергли самой мучительной из известных человечеству казней. Более того, удалось насладиться не только муками жертв, но и их тщетными попытками спастись. Это доставило и доставляет украинцам особенное наслаждение – находясь в безопасности, смотреть на мечущихся в огне людей.

Эта безопасность, то есть полная невозможность убиваемых людей хотя бы плюнуть в убийц, вызывала особенно острый восторг. Нет, это не упоение боя, где у противника есть шансы – это именно упоение садиста, который истязает беспомощную жертву, находясь в полной безопасности. И наконец, возможность добивать искалеченных и обожжённых людей, уже не способных ни на какое сопротивление, даже молящих о помощи – это последняя, самая сладкая нота, трогающая украинца за средоточье души.

Заметим: дело не в масштабах события. В другие времена и другие народы убивали больше, да и сами украинцы с той поры существенно продвинулись вперёд. Важен был этот счастливый миг узнавания: вся украинская нация УЗНАЛА СЕБЯ в этом воистину всенародном украинском деле. Все украинцы постигли свою суть, свои желания, заглянули в волшебное зеркало и увидели там себя. Украинцы получили ОПРЕДЕЛЕНИЕ – «мы – те, кто сожгли русских, мы – те, кто ликовали и упивались запахом горелого русского мяса». И это верно: пусть не все украинцы смогли участвовать в сожжении русских непосредственно, но все насладились этим.

И поток восторга – чистого, незамутнённого восторга, который охватил мужей и жён, детей и стариков, простецов и интеллектуалов, вообще всех украинцев, вообще всех, сколько их ни есть – был законной наградой за этот миг самопознания.

С тех пор этот поток восторга не иссякал – и, скорее всего, уже не иссякнет. Так, острые или прикровенные шутки про «жареных колорадов» и «майский шашлык» стали шиболетом, способом опознания украинцами своих. Всякий, кто в майскую ночь попробовал этот шашлык из русского мяса, тем самым причастился украинству – и осознаёт это, осознаёт с гордостью, с ликующим восторгом, и даже с ощущением того, что он ступил на иной онтологический уровень. Были сбродом, проектом, толпой – а теперь они единое целое, и весьма успешное. Включая наших российских заукраинцев, которые – часть той же нации, пусть и второсортная, но и это для них честь.

Что ж, их можно с этим поздравить, хотя бы из вежливости. А также и потому, что ясность всегда хороша. Украинская нация, наконец, явилась на свет - и она именно такова, какой она была 2 мая 2014 года.

Такой она и останется – ныне, присно и вовеки веков».