seljnin

И даже больше!!!

Я вчера весь день восстанавливал т-40 , не то что прилечь, пожрать лень было.

Столетье промчалось и снова, Как в тот незапамятный год, Коня на скаку остановит, В горящую избу войдет. Ей жить бы хотелось иначе, Носить драгоценный наряд. Но кони все скачут и скачут, А избы горят и горят... Н. Коржавин. 1960

Не юродствуйте. Вы даже не поняли что для меня и моих друзей (они жили точно так же) это обычная жизнь .

Для современного юноши моё детство это кошмар. Я вырос в деревне , первый раз меня взяли копать картошку лет в пять (отбирать крупную от мелкой), дальше -больше, дрова, вода , сено, навоз а ещё и школа с уроками.

Полностью с вами согласен, электроника очень удобна когда работает. Лично видел как на заправке раскорячился "мерин" что то у него засбоило он включил ручник ,заклинил руль и не заводится. Хозяин отдал 50тыр за эвакуатор до ближайшей станции где его точно сделают. В -30 ночью на трассе.

Да такой был мой удел, первые джинсы были индийские , просто не убиваемые, потом в наш сельмаг завезли POST с карманом на цену не помню тоже долго носились.

Лучше не надо. Наши кинематографисты из любого героя "сволочь" сделают. Царствие ей небесное и земля пухом.

Всё равно не получилось. Рыба должна лежать на газете, чтоб потом свернуть и выкинуть, В домино на картонной коробке это извращение. И где консервная банка пепельница.

Попытались но не получилось. Слишком чисто.

А запятки где.

Стал бы Темнейший столько ждать.

Если войны начинают значит это кому то нужно, а повод дело десятое. Докопаться можно и до столба.

" Только на миг мелькнула у него четко оформившаяся мысль: "Надо бы окоп поглубже отрыть", - а потом уже не было ни связных мыслей, ни чувств, ничего, кроме жадно сосавшего сердце страха. Мокрый от пота, оглохший от свирепого грохота, Звягинцев закрыл глаза, безвольно уронил между колен большие руки, опустил низко голову и, с трудом проглотив слюну, ставшую почему-то горькой, как желчь, беззвучно шевеля побелевшими губами, начал молиться. В далеком детстве, еще когда учился в сельской церковно-приходской школе, по праздникам ходил маленький Ваня Звягинцев с Матерью в церковь, наизусть знал всякие молитвы, но с той поры в течение долгих лет никогда никакими просьбами не беспокоил бога, перезабыл все до одной молитвы - и теперь молился на свой лад, коротко и настойчиво шепча одно и то же: "Господи, спаси! Не дай меня в трату, господи!.. " Прошло несколько томительных, нескончаемо долгих минут. Огонь не утихал... Звягинцев рывком поднял голову, снова сжал кулаки до хруста в суставах, глядя припухшими, яростно сверкающими глазами в стенку окопа, с которой при каждом разрыве неслышно, но щедро осыпалась земля, стал громко выкрикивать ругательства. Он ругался так, что на этот раз, если бы слышал, ему мог бы позавидовать и сам Лопахин. Но и это не принесло облегчения. Он умолк. Постепенно им овладело гнетущее безразличие... Сдвинув с подбородка мокрый от пота и скользкий ремень, Звягинцев снял каску, прижался небритой, пепельно-серой щекою к стенке окопа, устало, отрешенно подумал: "Скорей бы убили, что ли... " Они сражались за Родину. М. Шолохов .