KPOT

Дык это.. "В Греции всё есть". Зачем им ещё хаз? Нипанятна...

Русские шахиды Deathwisher Ленивый редкий дождь барабанит по пластиковому навесу автобусной остановки. Мимо проезжают машины, люди забиваются под навес, серые лица усталые и угрюмые - на работу, с утра, в такую поганую погоду. Как неохота. Много детей - в ярких оранжевых, цыплячье-жёлтых и розовых курточках со смешными аппликациями. Огромные цветастые портфели, слишком, на первый взгляд громоздкие для таких хрупких и юрких существ. Подростки, сбившиеся в группки, громко сплетничают. Все ждут. Ждёт и он. Прислонился к опоре навеса, ссутулился. Капюшон толстовки, одетой под грязноватое чёрное полупальто надвинут на лицо так, что видны одни лишь тени - не дай бог, кто увидит глаза. Покрасневшие от пронизывающего сырого ветра руки в карманах, пальцы перебирают потускневшую и затёртую мелочь. Губы, все сплошь в болячках и корочках, мнут дешевую "Кент". Сколько их таких, неприметных серых парней с уже уставшим взглядом - пройдешь мимо, не заметишь. Одинаковые, как солдаты на плацу. Между тем, в голове у этого чётко тикает адская машина. "Где ж автобус? Должен же он приехать, должен... Ещё три минуты, да..." постукивает ногтём по стеклу дешёвых часов. Взгляд неразборчиво отслеживает происходящее вокруг. В воздухе висит сырая дымка, свет от фар машин в тумане размазывается - ирреальность. В голове - слишком много помех. Глаза сходят с ума, вступая в состояние REM. Но человек не спит. Он думает, и одновременно о многих вещах. Под ногами зеркальца луж и гравий. "Вот, вот это всё - за что это мне? За что это нам? Я кого-то убил, изнасиловал, разрушил чей-то дом? Нет. А Лизка, Лизка - она что плохого-то сделала? Чем она хуже - вот этих, а? Нет, не надо мне говорить, что все равны, что их тоже мне понять - видеть не могу эти лицемерные хари, жирные, лоснящиеся, приносят они, видите ли, соболезнования, а потом опять кричат о политкорректности и правах человека. В жопу себе их засуньте, вы виноваты так же, как и они. Нелюди. Кормят, ****ь, обещаниями, так вот что я вам скажу, господа правозащитники, президент, Фрадков, суки - я сыт этим по горло. Кто, кто мне заплатит? Войска, ФСБ? Кто мне вернёт Лизку, кто мне выдаст этих ублюдков на справедливый суд, а? ИХ ДАЖЕ НЕ ИЩУТ. Срать я на всё хотел, срать. Вы её видели, нет, представьте себя на моём месте, на месте моей матери? Видели... вспышки, вопросы, маски эти на лицах... нет, нет, нет... не думай об этом больше. Что говоришь? Что я тогда стану не лучше них? Да по ***. Хуже, лучше. Я должен это сделать, что-то сделать, и я сделаю...я..." В горле комок. Он думает о морге, о гулком кафеле, о дрожащем локте матери и закаменевшем в гипс, лице отца, о плотно сжатых губах и дрожащих на ресницах росинках слёз. Воспоминания сливаются в лицах врачей, знакомых, всё вокруг одного страшного центра - вокруг залитого холодным больничным светом комка изуродованной, обгорелой, уже начинающей синеть, плоти, в котором уже нельзя разобрать человека. Ребёнка. Девочку. Его сестру. Ноги подкашиваются, упругой волной накатывает тошнота - нет, нельзя поверить, что эти окровавленные останки - бывший живой человек. Маленькая симпатичная девочка с косичками, которая могла часами доводить своего брата, упрашивая того прочитать ему сказку, которая терпеть не могла пшённую кашу и смешно морщила нос, когда её щекотали. Обычая малышка, в жизни не совершившая зла... Теперь её нет. Только хрусткие пятна запёкшейся крови на клеёнке. Боль. Такую боль нельзя описать словами - она раздувается в голове, словно воздушный шарик, отгораживая человека от мира, а потом лопается, окатывает холодным ужасом и неверием - в случившееся. И прорывается наружу, во внешний мир. Оседает на дне души... Он помнил мамину истерику. Помнил своё гробовое молчание - губы будто сковало параличом. Океанским прибоем в уши плач и механические увещевания с утешениями. Безжизеннные. Страшно. Боже, как страшно... Потом - похороны. Светлый закрытый гроб, много людей - незнакомых. Жертва теракта, да-да. Все подносят цветы, старательно изображают неподдельные соболезнования, а за стёклами очков и траурными вуалями в глазах шевелится радость - слава богу не я, не мои близкие, слава богу... Во время поминок он встал из-за стола и пошёл в туалет. Горечь, неправильность происходящего, какая-то лубочная, до тошноты, показушность и неестественность всех и вся, переполняли его. Водку пьют. Рассматривают фотографии на которых маленький кудрявый человечек делает первые шаги: обнимает мишку, выкручивает ухо старшего брата, лепит замок из песка, рожица вся в мороженом - и льют пьяные слёзы горя и умиления... Нелепо. Он проблевался лососевым салатом, и до конца вечера заперся в своей комнате. Какой смысл во всём этом? Смысл в смертях, в фальши, во всём окружающем? К чему всё идёт? Да и дело не только ведь в этом, правильно? Дело в истреблении будущего. Он ходил по комнате, трогал Лизкины вещи - "Барби" с оторванной ногой, плюшевый голубой динозаврик Диня, затасканный, потому что самый любимый, весь в комочках пыли, пластиковые фигурки покемонов. Рассматривал её рисунки - детские, неловкие, но трогательные... Розовое с жёлтыми волосами - мама, коричневое и внушительное с портфелем - папа, а вот это серое и зелёное - брат. Все держатся за руки, классика... Что бы сказал психолог? Счастливая семья, да-да. В будущем, которого нет. Он проводил пальцами по стеллажу, на который были наклеены изображения мультяшных зверушек - бывало, он сидел у сёстриной кровати и на ходу придумывал приключения для этих персонажей. Сейчас - нет. Всё подёрнулось дымкой пыли, которая оседает не только на пледе, трагично заправленном под матрас, таком гладком и спокойном, но и в сердце. В душе? А есть ли душа? Но, Лиза под слоем земли, и гроб был закрытым не просто так... Он видел их, много этих гробов - маленьких и жутких. Закрытых. Слишком страшно понять, осознать, что это не просто дань церемонии - а окончательный уход. Вычёркивание. У неё не будет первого двухколёсного велосипеда. С ней не будет носиться орава смешливых и дурных тринадцатилетних девчонок, которые станут сплетничать у неё за спиной. Она не будет зарывать в траве "секретики" и писать "валентинки" самому симпатичному мальчику в классе. Не будет первого свидания, со слезами и истерикой, не будет прогулов, проведённых в кино с любимым... Не будет горечи расставания, не будет споров с мамой... Ничего этого не будет. Остаётся только смириться? Но он знает, до чего доводит смирение... Отца - до бутылки и сверхурочных, до того состояния, что он приходит домой, смотрит на всех стеклянными глазами, и молча ест ужин, жадно впиваясь взглядом в телевизор. Мать - до того, то она превратилась в призрака, который тихо крадётся по дому, и не способен ни на что, кроме готовки и вечного страдания. Молодая, цветущая женщина за считанные дни стала морщинистой полубезумной старухой... Семья распалась, как карточный домик, и распалось быстро. Казалось бы, такая маленькая опора, однако её уничтожение ведёт к обрушению всей постройки. А он? Он оказался один. Смерть Лизы не сплотила их, да и он не стал отдушиной для шокированных родителей. Тоже призрак. Которого не замечают. Когда-то крепкий дом, теперь обитель тишины и скрытого напряжения, страха, горя... Там живут люди, ушедшие слишком глубоко в свои воспоминания, поселившиеся в них. Люди, которые боятся реального мира, принёсшего им слишком много горя. А теперь что? Теперь его глаза сухи, вокруг лица вьётся дым, ветер холодит тело, которое и так трясётся от озноба. От озноба запутанности и нервозности. Горе - это пламя. Оно горит ярко, с треском пожирая всё хорошее и светлое в человеке. С той поры, как в ТЮЗе на детской ёлке в разгар спектакля рвануло несколько бомб, убивших его сестру, её подругу и мать подруги, которая и организовала этот культпоход, и превративших ещё несколько десятков детишек в обугленные и искромсанные головешки, это пламя разгорелось в нём необычайно жарко. У многих людей оно затухает со временем - просто выжигает часть души и успокаивается, засыпает в ожидании новых потрясений. Но бывает и иначе - иногда пламя горя добирается до горючих залежей ненависти и агрессии, если таковые имеются у человека, и расположены слишком близко к поверхности повседневного сознания - огню легче до них добраться. И тогда происходит взрыв... Этот взрыв уничтожает все перекрытия, моральные устои, всё, и огонь горя перегорает в огонь ненависти, который ищет себе всё новое и новое топливо - объект, который бы питал ненависть, который бы придавал хоть какой-то смысл существования выжженному изнутри. Рано или поздно, такой человек сгорает дотла... Даже если находит цель. Сгорает дотла - но иногда в последний миг успевает вспыхнуть. Ярко-ярко... Гул шин. К остановке подруливает автобус, жёлтый, с цветными надписями на боку. Мимо глаз скользит табличка - "Московская школа N **** .............". Остальную часть надписи он не хочет читать. Голову поглубже в плечи, бычок, зашипев, тонет в луже. Осторожно поднимается по ступенькам, пропустив вперёд малышей и ребят постарше, бледная рука в цыпках извлекает из кармана пальто пропуск, демонстрируя его водителю - тот пытается всмотреться в лицо, но безуспешно, а пропуск говорит сам за себя. Он убирает карточку в карман, в голове непроизвольно прокручивается фильм... "Ага... домой идёшь, падла. К мамочке торопишься, да? Ну иди, иди, чурка сраная. Попрощался с друганами? Отлично... А меня как бы и нет. Мы все идём домой, ля-ля, тополя. Нет, вот же гад... И одет хорошо. Интересно, твой отец - сутенёр или наркотиками торгует? Нет, прости, виноват - мандаринами. И гексогеном из-под полы. А ты, трахал ли ты, сучара, русских девушек, а? То, что приставал, лапы свои волосатые тянул, я и так знаю. Я всё про тебя знаю. Чё оглядываешься, топай, мудила. Я иду по своим делам. Эх, яйца бы тебе оторвать. Так, так... Ай ты прэлэсть моя, среди гаражей пошёл, умница. А вот и я. Скажи привет этой бите. Не нравится? Кричать не надо, сейчас сам замолчишь. Бля, тяжёлая. Ну и пасёт от тебя, друг. Ничего, как нас там, не видно? Не видно... Тэ-эк, где у нас кошелёк? Вот у нас кошелёк. Молодец, аккуратный ты. Всё мне облегчил. А насчёт пропуска не беспокойся - от такой головной боли ты про него и не вспомнишь. А вспомнишь - решишь что потерял, ха-ха... Ты ведь, идиот, у тебя каша вместо мозгов, не подумаешь ведь, что на тебя напал скин только для того, чтобы с****ить пропуск, а? На, получи по почкам, говно..." Сейчас настоящее. Возвращение к нему резкое, выводит из себя. Он проходит в автобус, оглядывается и садится на обитое велюром кресло в центре салона, около окна. Движения парня очень аккуратные, плавные - непривычно, неприятно осторожные... Но, никто этого не замечает. Водитель ждёт, дождь оставляет на стёклах потёки, растворяя картину за окном, а автобус всё набивается школьниками... Напряжение парня достигает апогея, когда автобус трогается... Личинки сомнения уже въедаются в мысли, тухнущие от страха и нерешительности. Зубы скрипят, пальцы сплетаются и расплетаются, зрачки мечутся по внутренностям автобуса - везде детские лица. Даже на соседнем сиденье. Момент, когда ты решаешь, что пора что-то делать, он значительней всего. Когда ты перестаешь плакать, метаться, как загнанный зверь, когда ты решаешь, что пришла пора укусить - это важный момент. Самый важный, потому что ты практически отказываешься от всей своей личности. И безразличие родителей на руку - когда ты твёрдо решаешь мстить. Когда приходит время не оплакивать судьбу или умершего, а действовать. Если у тебя больше ничего не осталось, кроме этого огня ненависти. Если были оборваны последние нити, соединяющие тебя с реальностью и державшие тебя в этом мире. Если изначально в тебе зрело это зерно. То тогда ты сделаешь этот шаг. Рано или поздно. Ты ведь не можешь сгореть один, себялюбие и эгоизм - они не позволят. Ты хочешь, чтобы твой пожар, съедающий твою плоть и душу, коснулся как можно большего количества людей. Чтобы все чувствовали твою боль и агонию. И будет совсем неплохо, если у тебя под рукой найдётся друг, разбирающийся во взрывчатке. "Наверное, я всегда хотел умереть. Просто меня сдерживала - жизнь, личные проблемы, вся эта требуха. Прятал эти мысли далеко в глубь, но они никуда не девались. Когда Лизка умерла, я понял - вот он, момент. Я не араб, не фанатик, я вообще не верю в бога - и от этого мне тяжелее, гораздо тяжелее. Я знаю, что на небесах меня не будут ждать гурии-девственницы с дарами господними и сиськами умопомрачительных размеров. Я умру, и в сущности, я понимаю, что это шаг отчаяния, шаг человека беспомощного, физически, а главное, духовно - вместо того, чтобы созидать, он разрушает... Как мне тяжело. Я запутался. Я устал. Боюсь выполнить то, для чего я здесь. Эти мысли, они отговаривают меня. Они говорят - посмотри, они такие же невинные, как и Лиза. Чем ты будешь лучше? Ничем. Невинных нет, не для меня. Больше нет. Зло надо искоренять на корню, а это может сделать только другое зло. Я понимаю это. Но как же мне страшно... Как узнать, что я всё делаю правильно?" Лицо парня перекашивает от злобы, когда рядом с ним плюхается маленький мальчик. Синяя куртка, джинсы с карманами, большие глаза, обрамлённые густыми ресницами - про такого старые тётки говорят "так бы и съела". Но парня трясёт - он не может спокойно смотреть на одногодка своей погибшей сестры. На чеченца, или азера - какая разница, главное, что вот такие хорошие мальчики вырастают в убийц, беспощадных и безжалостных ко всем, кто хоть немного отличается от них по крови или вере. "Нет. Ты не станешь убийцей. Я тебе обещаю..." думает парень, наблюдая как мальчик возится с заклёпками на портфеле. "Не станешь...". Он отворачивается к окну, и чтобы отвлечься от проносящихся мимо промышленных пейзажей шепчет мантру, давно навязшую на зубах: "Поместите мензурку в ведро со льдом и налейте туда азотной кислоты. Когда ее температура понизится до 25 градусов добавляйте небольшие количества перемолотых таблеток гексаметилентетрамина. Температуру необходимо медленно поднять до 55 градусов и непрерывно помешивать раствор. Через несколько минут (иногда часов) можно переходить к следующей стадии. Вылейте раствор на литр покрошенного льда. Встряхивайте и перемешивайте до тех пор пока лед не растает. Когда это произойдет, отфильтруйте осевшие кристаллы с помощью фильтровальной бумаги. Кристаллы поместите в сосуд с 500 мл дистиллированной воды и отфильтруйте их. Эту процедуру следует повторять до тех пор пока лакмусовая бумажка не даст нейтральную окраску. Чистые кристаллы более стабильны. Высушите кристаллы и храните их в сухом и темном месте " Я вообще в химии профан. Это всё Серёга. Он не задавал мне лишних вопросов, хотя конечно, поглядывал с любопытством - наверное, он так и не понял, серьезны ли мои намерения, хотя про Лизу он знал и глубоко мне сочувствовал. Во всяком случае, он не был мрачным, когда рассказывал мне способы приготовления взрывчатки, запалов, и прочего - кстати, во время процесса изготовления последних. Отец Серёги - какой-то академик, у них дома чуть ли не лаборатория по производству химикатов. По старой дружбе, да ещё за давешний долг (я буквально вытащил его из явно проигранной драки с местными рэпперами), Серёга сделал мне пояс шахида. Да-да. Немного терпения и усидчивости, и вуаля - в сети можно найти подробные описания этого устройства. Я уж не говорю про изготовление взрывчатки. Часто ходил к нему домой, наблюдал - вот и решил, почему бы ему немного не напрячься и не помочь мне? Он и помог. Я сижу в автобусе, полном кавказских школьников, а под пальто - плоский широкий пояс, не такой толстый, как у шахидов, но за счёт ширины такой же по мощности. А то и мощнее, цэ-четыре, как сказал Серёга, у него получился на редкость чистым. Мне без разницы - не разбираюсь. Мне нужно лишь, чтобы эта хрень сработала чётко. Чтобы мои внутренности раскидало по всему автобусу, а этих детей и моих сверстников покрошило бы на мелкие кусочки, растёрло в жирную пыль - так, чтобы опознавать было нечего. Даже по зубам. За эти три месяца я стал очень жестоким человеком. Когда пренебрегаешь своей жизнью, жизнь другого человека вообще девальвируется. Ценность падает до нуля. Часть меня хочет убивать. Часть - просит остановиться и не совершать непоправимого. Голосом из мыльных опер она рыдает, просит, чтобы я посмотрел в их светлые лица. Я смотрю. Да, сейчас это дети. Но за прозрачными радужками их равнодушных, по-детски жестоких глаз я вижу только расчётливый взгляд фанатичных убийц, таких, какие с улыбкой на лице во славу Единого Бога взорвались огненным смерчем, поглотившем мою сестру. Нет. Моя рука тверда. Пусть я и боюсь, вою внутри от страха. Пульт проведён с внутренней стороны пальто в карман, так, что мне надо лишь сунуть туда руку и нажать на кнопку. Хорошо. Всё просто. Никаких изысков. Масса в толстом целлофане под завязку набита стальными шариками - чтобы увеличить площадь поражения. Металл будет с лёгкостью прошивать хрупкие тельца, упиваясь кровью. Но это подстраховка. Ха, даже я знаю, что в замкнутом пространстве основной поражающий фактор это взрывная волна. Но дети - они маленькие. Юркие. Террористы в ТЮЗе это знали. Взрывов было много... Я ведь у вас, суки, учусь, убивать детей. У вас. Вы меня запомните, я вам это гарантирую... Мальчик разглядывает своего соседа. Дядя сидит, отвернувшись, а мама всегда говорит своему сыну, чтобы он не приставал к старшим ребятам, поэтому он достаёт из кармана пластиковый самолётик и водит им в воздухе. Полными влажными губами делает "блыр-дыр-дыр", имитируя звук самолёта. Его друг болеет, поэтому взрослый дядя сидит у окна. Ему скучно. Он думает о своей учительнице, о рисунке, который лежит у него в портфеле, о многих вещах, непонятных взрослому. Радуется жизни. Мальчик ещё раз украдкой, чуть хитро, что так присуще детям, глядит на парня, но на этот раз обнаруживает, что тот тоже смотрит на него. Но это недобрый взгляд, очень недобрый. Внезапно губы парня искривляет усмешка, обнажающая верхний ряд зубов и розовую полоску десен. Наверное, так Серый Волк смотрел на Красную шапочку, думает мальчик, но ведь не съест же он меня, я ведь не Красная Шапочка... Зато у него есть кое-что, что может понравиться дяде. Может он тогда его не съест? Вот он, момент. Через минуту мы подъедем к школе. Да, не зря я зубрил это чёртово расписание. Я опускаю руку в карман, и нащупываю потный пульт с одной-единственной кнопкой. Вот оно. Весь мир в твоей руке. И в твоей воле его разрушить. Власть. Палец ложится на кнопку. А чего этот черномазик так на меня смотрит, а? Ну, чего тебе? На секунду его лицо меняется, и я вижу Лизу. Она что-то говорит... О Боже, что я делаю, я хочу убить её?!!! Нет, нет... Ох, бля, тьфу ты... Глюки пошли... Не делай этого. Ещё как сделаю. Месть - у меня больше ничего нет. Всё. Финиш. Автобус заворачивает, и я снова кладу палец на кнопку. Меня трясёт, пот градом льётся по спине - тело боится, оно боится смерти. Я обвожу взглядом остальных детей - кто болтает, кто смеётся, кто просто молча смотрит в окно. Они же дети. Как, как можно убивать их только потому, что они не русские? - Грехи отцов падают на детей, - шепчу я. - Прости меня, мам, прости меня, пап, прости, Лизка... Вот сейчас. Прикрываю глаза. Нутро сжимается в неминуемом предвкушении смерти. Палец водит по шершавой поверхности кнопки. Сейчас. Как думаешь, чтобы сказала твоя сестра, узнав, что ты убил её друзей? Эта мысль неожиданно бьёт меня в самое нутро. С глаз будто спадает пелена. Какой же я дурак. Чудовище. Какое я дерьмо. Кусок ****ного дерьма. Ведь всерьёз думал подорваться... хотел убить. Резко. Перемена. Пару секунд сижу не двигаясь, окаменев, и за это время решаю просто сойти с автобуса и съебаться ко всем чертям... Это будет правильно, да-да. А пояс... Кину куда-нибудь, в мусоропровод. Эта мысль окрыляет меня, меня словно бы вымыло изнутри, я поворачиваюсь лицом к мальчику рядом с собой и улыбаюсь - немного нервозно, но всё равно - как хорошо, что я вовремя протрезвел. Даже воздух становится свежее, сквозь проливной дождь за окном пробивается свет. Ты правильно поступил. Господи, господи... Как же легко. Как хорошо. Я чист, чист... Мальчик не отрываясь, глядит на меня, а я смотрю на чёрный пистолет в его руках, нацеленный на меня. Он смеётся, заливисто. В карих глаза полыхает отсвет адского пламени. НЕТ!!!!!!!!!!!! Они никогда не изменятся. Только смерть, смерть, всем им смерть, полное УНИЧТОЖЕНИЕ! - Бам! - восклицает он весело. Я убит. Последним судорожным движением вжимаю кнопку в пульт. Простите меня все... Да, он не почувствует, как его разорвёт на сотни кровавых кусков, как разметает его внутренности, как внутри автобуса расцветёт покрытый копотью огненный шар, который сомнёт и искорежит железо, превращая машину в смертельную ловушку. Он не увидит, как взорвутся топливные баки, как автобус завалится на бок поперёк дороги, провоцируя цепную аварию. Не услышат, как тонко, словно умирающие щенки, будут кричать раненые дети. Не увидит перерубленных пополам тел, смятых в жидкий фарш конечностей, обрывков окровавленной и сожженной одежды, кашицы, вытекающей из проломленных черепов. Он не увидит копоти на посеревших лицах. Не почувствует тошнотворный запах горящей резины, топлива, пластика и мяса. Не увидит увечий и уродств. Не услышит стенаний несчастных матерей... Скорее всего, он был бы доволен. Возможно, счастлив. Но. Он - не увидит. Он - мёртв. Но другие живы.Чтобы засвидетельствовать всю боль, горе, и ненависть рода человеческого. Невинных и вправду нет. А грехи отцов падают на детей. Увы? Как убивали так и будут убивать Как запрещали, так и будут запрещать Как сажали и сжигали, так и будут сажать Как ломали и топтали, так и будут впредь О-о-о, на всей планете мертвый сезон О-о-о, на всей планете мертвый сезон Кто знает прецеденты чтобы не было репрессий Ни разу не бывало чтоб не правил террор История не знает чтоб хоть раз была свобода История не знает чтобы не было фашизма О-о-о, на всей планете мертвый сезон О-о-о, на всей планете мертвый сезон Сладкие конфеты минутных послаблений Нейтрализуют горечь несбывшихся надежд Костяшками пальцев постучи по деревяшке Уж если кто смеется, то от злобы или зависти О-о-о, на всей планете мертвый сезон О-о-о, на всей планете мертвый сезон Всем благим начинаниям итог - ГУЛАГ Всем благим начинаниям итог - конвой Всем благим начинаниям итог - Дахау Всем благим начинаниям итог - ****ец О-о-о, на всей планете мертвый сезон О-о-о, на всей планете мертвый сезон Так что, как убивали, так и будут впредь Как запрещали, так и будут впредь Как сажали и ссылыли, так и будут впредь Как сжигали и стреляли, так и будут всегда О-о-о, на всей планете мертвый сезон О-о-о, на всей планете мертвый сезон О-о-о, на всей планете мертвый сезон О-о-о, на всей планете мертвый сезон Мертвый сезон! © Гр.Об

Кайдановский хорош. Впрочем, как и всегда.. http://hobby-portal.xcomdb.ru/post/aleksandr_kaydanovskiy_stalker_na_vse_vremena/

Бедная Грузия.. Как же пиндосы опустили народ.. Пипец..

Чуток юмора (за политику)

Чуток юмора

Бесспорные острова Сегодня генеральный секретарь кабинета министров Японии Ёсихидэ Суга заявил, что в случае передачи части российских южных Курильских островов страна будет выступать за то, чтобы эти территории находились под ее суверенитетом. В общем, обещайте что угодно, американские базы появятся потом. Вид на вулкан Богдан Хмельницкий на острове Итуруп. Наше предложение Японии вести переговоры о передаче Южных Курил на основании Совместной декларации 1956 года до известной степени лукаво. Во-первых, потому, что в ратифицированном обеими сторонами документе речь идет только о Хабомаи и Шикотане, а Японии нужны еще и Кунашир и Итуруп. Во-вторых, после заключения в 1960 году японо-американского договора о безопасности СССР аннулировал обязательства, взятые на себя декларацией 1956 года. Советское правительство сочло, что новый военный договор, подписанный правительством Японии, направлен против Советского Союза и Китайской Народной Республики, и передача указанных островов Японии расширила бы территорию, используемую иностранными войсками. Фактически, прежде чем вести переговоры о Южных Курилах, Япония должна освободить от американского присутствия остров Окинаву и весь архипелаг Рюкю. Понятно, что сделать это невозможно. Но Ёсихидэ Суга может попробовать, никто не мешает. Тем не менее, я хочу вернуться к истории появления документа, чтобы полностью прояснить ситуацию. Для начала посмотрим, о каких островах идет речь. Группа островов Хабомаи на этой карте обозначена как «Другие острова». Это несколько белых пятен между Шикотаном и Хоккайдо. По всей видимости, компромиссы, изложенные в Совместной декларации 1956 года, появились под впечатлением от корректного поведения японцев в годы Второй мировой войны. Напомню, 13 апреля 1941 года был заключен очень важный для нас советско-японский Пакт о нейтралитете, которого Токио строго придерживался, несмотря на союзнические отношения с гитлеровской Германией. Благодаря этому договору нам не пришлось открывать второй фронт на Дальнем Востоке. Мы же, наоборот, его нарушили — о денонсации пакта было заявлено 5 апреля 1945 года послу Японии в СССР. Сталин был вынужден так поступить — двумя месяцами раньше на Ялтинской конференции мы письменно пообещали союзникам вступить в войну с Японией не позднее трех месяцев после победы над Германией. Причем, при условии возвращения Советскому Союзу после окончания войны Южного Сахалина и Курильских островов. Я вполне допускаю, что определенное чувство вины по отношению к японцам у нас в то время присутствовало. Однако началась холодная война, мир стремительно делился на сферы влияния, и Япония попала под диктат США. Американцы вполне сознательно переформулировали все предыдущие договоренности и настроили Токио на конфронтацию с Москвой. В итоге все четыре острова мы теперь считаем своими, несмотря на письменные гарантии вернуть Хабомаи и Шикотан (позже дезавуированные). Кроме того, изменилась не только политическая обстановка, но и юридические нормы. Согласно ст. 62 Венской конвенции о праве международных договоров, принятой в 1969 году, мы можем ссылаться на коренное изменение обстоятельств, при которых была заключена Совместная декларация 1956 года. Дело в том, что на момент ее заключения и ратификации не существовало международно признанных 200-мильных экономических зон. Поскольку исходной точкой отсчета для них являются побережья Курильских островов, то в случае перехода территорий под юрисдикцию Японии объектом передачи стали бы уже не только острова, но и неотделимые от них прилегающие экономические зоны. В 1956 году такие царские подарки не подразумевались. Думаю, именно экономика, а вовсе не безопасность в данном случае является главным аргументом в споре за бесспорные острова. Если бы американцам позарез было нужно присматривать за нашими подводными лодками или разместить свою базу, они бы давно комфортно устроились на японском Хоккайдо. Ни Шикотан, ни Хабомаи ситуацию бы не улучшили. Другое дело Итуруп и Кунашир. А вот эти острова мы японцам никогда не отдадим. Впрочем, Шикотан и Хабомаи тоже. 1. В городе Курильске на острове Итуруп открыт новый Дворец культуры и спорта с плавательным бассейном — первым на Курильских островах. 2. В 2014 году новый аэропорт «Итуруп» принял первый самолет. Воздушная гавань расположена в непосредственной близости от Курильска, сел Рейдово и Китовое. К ним проложено асфальтовое шоссе. Аэропорт может принимать самолеты типа Ан-74−200, а в случае чрезвычайных ситуаций — Ан-12. 3. Еще раньше, в 2011 году, в реконструированном аэропорту «Менделеево» на Кунашире совершил посадку первый самолет, выполнивший рейс Южно-Сахалинск — Южно-Курильск. Правда, этот аэропорт скромнее «Итурупа» — он может принимать воздушные суда типа Ан-24 и классом ниже. Зато в любое время суток и при любых погодных условиях, что для этой местности очень важно. 4. В селе Крабозаводское (о.Шикотан) сдана новая больница. Раньше всем жителям острова медицинскую помощь оказывали в стационаре, который был расположен в помещении бывшего детского сада, а также в специальном амбулаторном медицинском пункте. Сейчас учреждение работает в штатном режиме, принимает больных. 5. Новый Дом культуры в Южно-Курильске (о. Кунашир). 6. На Итурупе открыт новый причал. Раньше сюда заходил только теплоход «Игорь Фархутдинов», «Сахалин-8» стал дополнительным судном, обслуживающим линию Корсаков – Итуруп – Кунашир – Корсаков. До сих пор Итуруп оставался единственным из обитаемых островов, где обработка пассажирских и грузовых судов велась на рейде при помощи несамоходных плашкоутов, их же к причалу доставляли буксирами. Теперь сняты практически все ограничения по доставке на Итуруп грузов в 20 и 40-футовых контейнерах, что очень важно для наращивания темпов строительства. 7. В 2013 году в Южно-Курильске (о.Кунашир) освятили новый каменный православный храм. Настенные росписи и иконы покрыты специальными материалами, чтобы защитить краски от соленого тумана. В 90-е здесь была деревянная церковь, но из-за сырого климата она быстро сгнила. Появление православных крестов на Кунашире вызвало волну протеста у японцев — они бурно негодуют по поводу освоения Россией «спорных территорий». 8. На Итурупе впервые за всю историю его существования появились асфальтированные дороги. Новый микрорайон «Северный» в п. Курильск. 9. Построены три детских сада на островах Шикотан (на 70 мест в селе Малокурильском), Кунашир (на 110 мест в городе Южно-Курильске) и Итуруп (на 55 мест в селе Рейдово). На фото — детский сад на Итурупе. 10. Ну и чтобы у японцев не появлялось нехороших мыслей, южнокурильские острова отлично вооружены. У дислоцированных здесь воинских частей есть мобильные ракетно-пушечные комплексы «Панцирь-C1», зенитная ракетная система «Тор-М2», проводится замена комплексов «Бук-М1» на новую версию — «Бук-М2». Кроме того, доставлены подвижные береговые ракетные комплексы «Бастион» с ракетами «Яхонт» и «Бал» с противокорабельными ракетами Х-35. На островах имеются танки и ударные вертолеты Ми-28Н «Ночной охотник». На снимке: ЗРК «Бук-М1».

Вся семья Раймонда Паулса эмигрировала из Латвии Советский и латвийский композитор Раймонд Паулс в интервью «Неаткарига рита авизе» признался, что вся его семья покинула Латвию и живет за границей. «Все уехали. Такая тенденция — у всех, у кого есть деньги, дети учатcя за границей. Обе мои внучки учились в международной школе, у дочки муж — иностранец, они в семье говорят по-английски. Внучки учатся, одна уже закончила, вторая закончит в следующем году — в лучших американских университетах. Теперь они те люди. Я по этому поводу улыбаюсь, но „Вей ветерок" (Pūt, vējiņi!) они не поют. Там — другая музыка», — рассказал Паулс. За последние десять лет из Латвии, население которой составляет около двух миллионов человек, уехало более 300 тысяч жителей. По данным Центрального статистического управления Латвии, сейчас ежедневно из Латвии на постоянное место жительства за рубеж уезжает около 60 человек. https://inosmi.ru/news/20181116/244027236.html

"Братский народ" и "ублюдки" - это две разные вещи. Я понимаю, хорошо находиться "у чёрта на куличках" и рассуждать за это.

Ах, мы такие белые и пушистые… нас оболгали… После грандиозного репортажа журналистов Associated Press из детского националистического лагеря под Тернополем «Гарт волі», всеми нациками любимый обоз, решил рассказать и оправдаться, что мы мол совсем не такие, как нас показали, да мы совсем другое имели ввиду… бла-бла-бла… https://www.obozrevatel.com/crime/evropejtsev-napugali-ukrainskim-lagerem-gde-gotovyat-detej-ubijts.htm Только вот, что-то в сюжете звучит все совсем по другому и обоз, ясное дело не дает ролик, который показали журналисты… вероятно понимают, что там не совсем все прилично, как заявляют укрожурнаглисты… Посмотрим еще один раз на этот ролик: С 24 секунды, слушаем внимательно, и что он там сказал? «В людей живых мы не целимся, ни в коем случае. ДНРовцы, сепаратисты, новороссы, зеленые человечки и московские оккупанты — людьми не считаются. В них целиться можно и надо»… может мне это послышалось? Это что оправдывает обоз? Убийства людей, которые думают иначе? «Видимо, так журналисты и решили, что тут «учат детей убивать русских и сочувствующих» — пишут укрожурнаглисты… а что нужно подразумевать под этим? ЧТО МОЖНО ПОДРАЗУМЕВАТЬ ПОД ЭТИМ!!! Ах, вы не правильно поняли… да все мы правильно поняли, и все оправдания этих укрожурнаглистов, в лице Марины Петик, которая строчит эту статью, выглядят очень жалко… А какой ещё вывод можно сделать после таких слов? Ну и вообще, хватит юлить, уже и в Украине понимают, что дали возродиться западенским нацистам… Теперь в мире «украинский патрыот» ассоциируется с нацистским ублюдком… Именно и учат эти упыри детей убивать… убивать каждого, кто с ними не согласен…Чистый Гитлерюгенд… и не надо нам вешать лапшу, про какой-то мнимый украинский патриотизм… мы все увидели и услышали…Удивляет другое — какие надо иметь мозги, чтобы отдать детей в лагерь к этим уродам? Они нам сказали, что ездят по разным странам, снимают жизнь. И репортаж будет позитивным, на самом деле нас просто обманули… Бедненьких обманули, сказали, что хорошо напишут… А показали как оно есть на самом деле. гы… И ведь друзья — американцы, да что друзья, — братья фактически, своего главного стратегического партнера так обо@рали на весь мир… Самая нищая страна Европы, существующая исключительно на объедки со стола очередного хозяина, кроме предательства, ничем не прославившаяся, решила теперь предать своих собственных детей… Читая комментарии под статьей обоза, понимаю, что не надо жалеть рогулей ( не относится к простым и нормальным людям на Украине )…. Не братья они никому, кроме черта лысого. Ни пендосы их натравили на нас, они сами впитали эту ненависть с молоком матери, нацистской подстилки… Это просто комплекс предателей, ненавидеть тех, кого они предали, потому что они напоминают им об этом предательстве своим существованием… Германия смогла преодолеть ошибки в своей истории, а рогулье никак… И эти дикари из средневековья — хотят в Европу? Будут на цепи у Европы сидеть за кусок хлеба, гавкать на Россию и мечтать о следующем куске… Вот — их «свобода». На поверку… Всему свое время… https://kulikovets.ru/2018/11/15/ax-my-takie-belye-i-pushistye-nas-obolgali/

Ответь мне, Родина! Подвиг разведчика 2 Егоров (Перевод с азбуки морзе..) Ответь мне, Родина. Юстас - Алексу. Центр. До востребования. Возьми меня, Родина. Поставь в ряды. Присвой позывной и номер. Натрави на тех, кто не люб тебе, Родина. Ты же знаешь, ты помнишь, на что я способен, Родина. Я прорвусь через все карантины, таможни, блок-посты и пограничные рвы. Прорвусь и нагажу им в факел статуи Свободы. Что мне трудно навалить за Родину?Даже трезвому? Проберусь в Белый Дом, и не туда проходил за бутылку, и каленым тагильским гвоздем напишу на ядерном чемодане простое русское слово из трех букв. Чтобы проснулись, прочитали и все сразу поняли. Я за тебя могу все. Соблазню Вуппи Голдберг. И не такое творил. Трудно, противно, отвратно, но если надо… За тебя смогу. Зажмурюсь, стисну волю в вспотевший кулак и не подведу. Смогу, все что хочешь. На слух выстрелю, на запах приползу. Куда надо проникну и искурочу все, что там есть. Кого надо зарежу и съем, отсижу и продолжу. Выебу, высушу и заштопаю колючей проволокой то, что останется… Сокрушу, затопчу, не помилую. Ты же знаешь, Родина, по протоколам, как в гневе страшен я. А в любви к тебе беспощадной буду страшней. Вздесущь, изворотлив, беспощаден и неутомим, как Коровья Смерть. Конго, Гваделупа, Занзибар. Похрену. Никого не пощажу. Разведфинка и парашют - вот моя шангенская виза. Бери, Родина, ластик и глобус, а я побежал за билетами. Зверем лютым, без ума, без сердца и совести крушить и насиловать буду любую тварь, кто не люб тебе Родина. А если подвиг мой свирепый несвоевременен, готов собирать колоски за комбайном. Махать кайлом в урановом руднике. Преодолевая климат и простор доставлять нуждающимся табак, водку и презервативы. Вытаскивать заблудших из параллельных наркотических миров. Утирать жидкие сопли и прижигать кровавые раны. Возьми меня всего, без остатка, Родина. И не многого хочу взамен. Скажи мне, скажи, мне нужно знать…. Скажи, что ты у меня все еще есть! Родина!!! Целую, навеки твой Юстас.

Украина, вслед за США, не поддержала резолюцию ООН против героизации нацизма Третий (гуманитарный) комитет Генассамблеи ООН принял представленный группой стран, в том числе Россией, проект резолюции против героизации нацизма. За проголосовали 130 стран, против всего две — США и Украина, воздержалась 51 страна. Такая резолюция принимается ежегодно с 2005 года, в последние несколько раз только США и Украина голосовали против. Авторами проекта выступили Алжир, Ангола, Армения, Бангладеш, Беларусь, Бенин, Боливия, Буркина-Фасо, Бурунди, Венесуэла, Вьетнам, Гайана, Гвинея, Зимбабве, Казахстан, Китай, Конго, КНДР, Кот-д'Ивуар, Куба, Лаос, Мали, Мьянма, Нигер, Нигерия, Никарагуа, Пакистан, Россия, Сирия, Судан, Таджикистан, Того, Уганда, Узбекистан, Центральноафриканская республика, Эритрея, Эфиопия, Южная Африка и Южный Судан. В своем выступлении представитель США сообщила, что «нацизм — наш самый худший враг» и «американские солдаты проливали кровь в борьбе с ним на чужой земле». Но при этом она призвала остальные страны проголосовать против, так как США считают проект резолюции «политической контрверсией». Кроме того, американский дипломат заявила, что резолюция предлагает «наказывать за свободу слова». Украинский представитель в целом повторил другими словами озвученное представительницей США, добавив, что «авторы резолюции манипулируют историческими фактами». Представитель Киргизии, выступая на заседании и представляя в этом вопросе, в том числе, мнение Армении, Белоруссии, Казахстана и Таджикистана, заявила, что проект имеет «полную поддержку этих государств». Суть резолюции Как пояснил заместитель директора департамента по делам по гуманитарному сотрудничеству российского МИД Григорий Лукьянцев, в документе речь идет не об отголосках прошлого, а о современных проявлениях расизма, которые стали вызовом для всего международного сообщества. Дипломат отметил, что сейчас во многих частях света наблюдается возрождение движений, групп и партий, которые, прикрываясь ссылками на свободу выражения мнения, пропагандируют расистские и экстремистские идеи. По словам Лукьянцева, экстремистские группировки часто черпают вдохновение в идеологии и практике, с которыми в годы Второй мировой сражались страны Антигитлеровской коалиции. Представитель МИД подчеркнул, что потворство преступной логике героизации нацизма привело к появлению в Европе поколения, не знающего правды о самой страшной войне в истории. http://rusvesna.su/news/1542308987 P.S.

Сёма-Дурачок Дим Ко Гардэ Был у нас в районе такой больной. Он из "психических". Только "линейным" всегда его и отдавали. Состоял на учете в психоневрологическом диспансере. Диагноз - «Вялотекущая шизофрения вне формы обострения». Сие понимать, даже и не пытались, в виду того, что и сам врач психиатрической бригады разводил, на написанное коллегой, руками с блуждающей улыбкой на лице. - Вот реально, психиатрическую бригаду "дураками" называют, - в сердцах сказала фельдшер выездной бригады Таня, эскулапу от Психеи. Сёму-дурачка, знали все выездные врачи и фельдшеры. Каждый бывал у него на вызове. Он был очень добрым. Женский пол радовал шоколадными конфетами, мужчин баловал крепкими напитками. И что примечательно! Фельдшерицам - шоколадные конфеты типа "Маска", "Кара-Кум", а врачам женского полу "Трюфель". Фельдшерам в мужском обличии - водку, а уж докторам мужчинам коньячку! И ни разу не сбился! Вызывал он раз в неделю, а бывало и чаще. Стандартная жалоба - «Головная боль, А/Д...» Приезжаешь, манжету тонометра на плечо. "Пшик-пшик-пшик... Пшшшшшш... «- Семён, чуть повышено... Прими лекарство! - Ага! - удовлетворённо кивает он, и прожогом к буфету. Ап! Лафитничек с янтарной жидкостью! - Не побрезгуйте! От чистого сердца! В глазах Сёмы было столько благодарности и доброты, что грех было отказывать. - Вот, конфет коробочка, - продолжал тот суетится, - девочкам, что за телефоном следят, передайте! От всей души! Городок провинциальный, все на виду. Идёшь по улице, а тебе всё "здравствуйте". Маленькая дочь жутко гордилась, что так много людей здороваются. При этом замирала в детском актёрстве и хвастливо приговаривала: - Столько народу, и всем я нужна! Где она это почерпнула? Не знаю. Но воспитательную взбучку получала регулярно, словесную. Вот и Сёма был знаменит тем, что ходил к речному рынку, и там покупал живую рыбу, которую тут же отпускал в реку. Не терпел он, когда рыбу живую неволили. Жил Сёма в коммунальной квартире с мамой. Сёме около сорока лет было. Здоровяк под 190 см росту. Да и в целом на вид крепок в теле. С детьми любил играть. Сядет возле песочницы и возится с детворой. Привыкли к нему. К его безотказности, к его добродушию. Никогда не пил спиртного, не курил табаку. Он просто был среди обывателей, и окружающие его пользовали. Если чего подсобить, то к нему. Кто обедом кормил, а кто и тремя рублями одаривал. Он на эти три рубля конфет купит и угощает всех. Милый парень. А тут... На смене я дежурил. Швырнули мне вызов, а там адрес Сёмы-дурачка. Всё как обычно, "А/Д, головная боль..." - Коньячку, поди хлебнёшь! Нам конфет привези! - смеялись девчонки в диспетчерской. Я поехал. Балагурим с водителем. Я сигареткой дымлю, он шелуху от семечек под ноги себе плюёт, курить бросает. Я серчаю, что халат испачкал, в автомобиль садясь. Водитель сетует на погоду. В общем, рутина. Приехали в адрес. Я в подъезд и к Сёминой квартире. Он меня на пороге встречает! Всё как всегда, радушием весь извергается. Манжету на плечо. "Пшик-пшик-пшик-пшшииик... Пшшшшшш"... - Многовато! - Смотрю на Сёму я, и отмечаю, что в глазах у него что-то не то. - Я, это... - он смотрит на меня затравленным зверьком, - Муха прилетала... - Какая муха? Что случилось Сёма? - я спокойно сворачиваю манжет и укладываю тонометр в чехол. - Муха прилетела и говорит мне.. - он сглотнул слюну. - Сосед, - он перешёл на шёпот, - сосед её час цельный гонял, и чуть не зашиб! - Повезло ей! Ну! Давай Сёма! Лекарство прими и спать! - Ага! Повезло! Она же ко мне прилетела! А я ему говорил, что не хорошо. А он меня ругал словами матерными. - Ну, завтра помиришься! - уговаривал его я. - Мать-то у соседей? - Ага! - закивал Сёма головой, - у них. - Ну, пойду я, бывай! - А он со мною завтра помирится! Я ему конфет куплю! - Конечно! Только лучше водки, - рассмеялся я и шагнул в общий коридор. Краем глаза я заметил, что дверь к соседу приоткрыта, и меня словно магнитом потянуло к ней. Я чуть толкнул дверь... ..Картина, представшая моему взору, вогнала меня в ступор на несколько секунд. На полу лежал сосед Сёмы, с развороченным черепом и "стеклянным" взором в потолок. Лужа крови, бездыханное тело. Не заходя в комнату, было понятно, что здесь убийство. Сёма стоял рядом, дышал мне в затылок. Я медленно стал поворачиваться к нему со словами: - А коньячку ты мне что не налил? - Ой! Совсем забыл! Сей момент! Сёма шагнул к себе в комнату... Первой мыслью было бежать из квартиры. Вызывать милицию, и сообщать на подстанцию. Короче спасться бегством. Но что учудит Сёма дальше, выйдя к соседям по площадке. Ему же каждый дверь откроет и спиной повернётся. Меня прошиб холодный пот от собственных мыслей. Я шагнул в комнату к Семёну. - Слушай! Я тут это, рация у нас в машине барахлит. С телефона твоего на подстанцию позвоню, узнаю, есть ли вызов. - Звони! - коротко бросил он, не поворачиваясь ко мне. Телефон стоял на столе. Сёма у буфета. Пройдя к телефону, я отрезал себе путь к отступлению. Да и спиной к Сёме поворачиваться я не хотел. Честно признаюсь, перетрухал не на шутку. Кручу диск телефона, а зубы "Танец с саблями" Хачатуряна пляшут. Пальцы не слушаются. - Але! Это! Двенадцатая. Освободился я. У нас рация барахлит, так нам бы... Если вызов есть, так срочный рядом. Что? - я намерено не давал говорить диспетчеру. - Какой сложный? Рядом? Ага! Тогда мне кардиограф нужен и дефибриллятор! Специалистов обязательно! Ну, так и понятно же если инфаркт! Слава Богу! Девчонка сразу поняла, что к чему. - Ты че там полбутылки засадил? - Я не могу без кардиографа и дефибриллятора! - Там что-то случилось? Тебе помощь нужна? Наряд милиции? - Ага! Жду! Вот ты молодец! - последние слова я уже просипел в трубку. Передо мною стоял Сёма. Он в руках держал стакан коньяку, наполненный до краёв. - Пей! - строго приказал он мне и положил плитку шоколада на стол. - Шоколад девочкам? - тихо спросил я. Сёма лишь молча кивнул. Он смотрел в стену. О чем он думал? Мне кажется, он обо всём догадался. - Пей! Чего уж теперь-то. Я взял стакан и одним махом влил его в глотку. Именно влил, и именно в глотку. Захватило дыхание. Ударило волною в нос и обратная волна из пищевода, но всё успокоилось. Только пожар в желудке. Через пять минут наряд милиции и две машины скорых спеленали Семёна в спецсредства. - Пей! - он смотрел на меня и выкрикивал: - Пей!.. Мною овладевал выпитый коньяк. Бахус аккуратно обнимал мой мозг, покачивая его в своих ладонях. Дул мне в лицо теплом, и только всё тише звучал приказ - «Пей!»

Чебуреки с кенгурятиной Mavlon Если смотреть на него в навигатор, то увидишь потрескавшуюся в мелкую паутинку, маленькую, щербатую тарелочку, притаившуюся где-то на краю переферийного застолья. С широкой каемкой из дач, огородов, и аккурат по середке, поданым как на десерт зефирно-белым храмом, какого-то святого человека замученного досмерти еще при жизни. Маленький, сонный городишко. Никакого тебе хулиганья на ночных улицах, мамаши допоздна гуляющие с малышами в парке, водители пропускающие торопящихся пешеходов, пешеходы торопятся перейти дорогу, чтобы пропустить торопящихся водителей. И лишь иногда чуть всколыхнет, и пронесётся рябью по тихому омуту известие о том что какой-то бедолага, узнав лишнего и перебрав лишнего, зарубил топором свою дражайшую вторую половину. Молодая, одинокая мамаша зашла к соседке поговорить по бабьи за рюмочкой, забыв в ванной восьмимесячного сынишку, который покричал, покричал, да и утонул уставши. Или веселые человеки Трофимов и Колбаса, отмотав двадцать лет вернулись в город, чуть погуляли, да и задушили двух пенсионерок, забили молотком таксиста, прикопали его на кладбище, а машину сожгли. Пошумят люди, посудачят на кухнях. Горемыке-викингу посочувствуют, одобрят что непутевую мамашу даже на похороны не пустили. А когда поймают двух этих весельчаков, народ философски порассуждает, что за двадцать лет многое может измениться. Что убиенные пенсионерки двадцать лет назад были вполне еще молодыми свидетельницами по уголовному делу. И что, это крайне редко бывает, когда таксист становится следователем. Гораздо чаще наоборот, следователь рокеруется в таксисты за двадцать то лет. А тут на тебе, и ребятки с зоны откинулись. Мудрые люди, душевные. Мужики правда женским вниманием избалованы. На одного среднестатистического алкоголика, приходится где-то по три с половиной разведенки, а путные и подавно все пристроены. Статистика, вещь упрямая. Какой уже тебе тут, нах..й, клипсус при таком-то раскладе. - Не клипсус, а куниллингус, – медсестра Антонина тихонечко поправляет двух санитарок преклонного возраста. Те шептались на пол-процедурной: – Ну это когда мужик, ей туда ртом с языком. - Матерь божья! - Срам! - Господи помилуй! - А ты что это, Тонька, уши-то поразвесила? И откуда ты слово-то это знаешь? Небось сама этим кульбитусом занимаешься? Ну, хоть через трусы-то, Тонь? Ну, куда ты пошла? Ну, расскажи. Антонина давно уже отдавала себе отчет в самом главном. Еще видимо со школьных пор, когда юную Тонечку утешала ныне уже давно покойная мама, вытирая слезы с ее рябого лица – «Ну и что, что некрасивая. Главное человеком хорошим быть». Поэтому во всех своих любовных неудачах, винила Тоня только себя. А кого еще винить, если рядом никого нет? Ну был у нее муж. Да весь вышел давно. Любил ее сильно. Вся синяя ходила с ног до головы от его любви. Особенно когда он поддаст. А поддавал он часто. Ишак. Но все равно, держалась за него, руками и ногами. Говно оно хоть и говно, но свое, родное, а любила или не любила – вопрос десятый. Сел Ванька. И сгинул где-то в далекой республике Коми. Но хоть квартирку однокомнатную ей оставил. Чтобы было где дожидаться кого-нибудь у окошка сидючи. Вот и дождалась она Юру. Ну и что, что он чурка? Не доживать же ей, тридцатидвухлетней бабе, свой век во вдовицах? На окраине города стоял хлебозавод. Работа здесь тяжелая. Платят мало, по местным меркам. Давно, еще в девяностые, тут трудились узбеки. Тут же и жили. Пока хлопкоробов было мало, горожане их даже не замечали. Но когда их количество переросло критическую массу, на городской дискотеке зарезали местного. Хлебозавод тогда сильно пострадал, от разбушевавшейся толпы, а узбеков вывозили на депортацию под защитой ОМОНа. Прошло время, и недавно здесь появились таджики. Они учли узбекский опыт, не плодились как тараканы, и совершали вылазки в город только за продуктами или на шабашку, кто во что горазд. Юра делал у стесненной в средствах Антонины откосы на окнах. За дешево и сердито, по сравнению с местными мастерами на все руки. Подсуропили какие-то знакомые. Он так и сказал когда пришел – «Зовите меня Юрой. Так вам удобнее будет. Меня все так зовут». Лето было жаркое. А взрослым женщинам нельзя долго быть без мужчины. Они дуреют от запаха мужского пота. Даже от запаха носков. Дуреют и текут. С ней такой, и усилий никаких не надо. Да и Юра оказался мужиком темпераментным. – «Даже подмышки мне все истыкал» - говорила Тоня соседке Светке, такой же одинокой неудачнице. Но у неё-то теперь, вроде, жизнь налаживается. Юра оказался человеком понимающим и раскованным. Даже бровью не повел, когда случайно фаллоимитатор у нее увидел. – «Да это девчонки с работы прикололись, на день рождения подарили» - наивно врала, покрасневшая Антонина. А под утро лежала и не верила себе, уставившись в потолок глупым взглядом, с глупой улыбкой и слюной изо рта. Он, в одно жало, отшпилил ее в два смычка. Обслюнявил ее с ног до головы. Будто тарелку вылизал. Тоня попыталась встать, отлучится по малой нужде, но он сонный подмял ее под себя, обхватив руками и ногами, как удав кольцами. И так ей было тепло и уютно внутри этих колец. Хоть в постель ссысь. Удав оказался еще и довольно образованным. Обращал внимание на ее, оставшуюся от мамы, библиотеку. С ним было о чем поговорить. Папа у него учитель музыки и дирижер детского музыкального оркестра. Был. Погиб во время прошедшей у них в девяностых гражданской войны. Какой-то бородач в пулеметных лентах, из бывших учеников, забил насмерть трамбоном. И вообще Юра не стандартный какой-то муслим. Свинину трескал за обе щеки - "Аллах добрый, он простит". А уж Тоня для него старалась. И щей ему наваристых, и другой всякой снеди. И даже плов ихний старалась изобразить. Юра ел, хвалил, но говорил что это не плов, а каша рисовая. - Ну, что тебе приготовить? Что ты больше всего любишь? - Мясо кенгуру, - улыбался Юра, и хватая ее за пухлый зад, притягивал к себе - не надо мне ничего. Ты у меня аппетитная. Ну как тут искренней нежностью не проникнуться? И она дала ему второй комплект ключей от квартиры и домофона. Юра, правда, не свободен был. Там, далеко у себя на родине. Но это не особо смущало Антонину. Даже какая-то тысяча и одна ночь получается. "А я прям такая Шахерезада" - вздыхала Тоня и преображалась на глазах. Побрила там у себя все, что можно побрить. Ведь, женщины на далеком юге наверняка бреют. Жара же круглый год. "Не бреют" - пояснял Юра. И дело тут совсем не в гигиене или ее отсутствии. Чрезмерное ухаживание за причинным местом, считается там делом греховным. Ну только если по непосредственному указанию, султана и господина. "Вот рожу ему ребеночка, потом справим гражданство, и султан будет мой" - таяла в мечтах Антонина. Женское счастье простое и неприхотливое. Но и за него нужно платить. Как, в общем-то, за всё в этом мире. "Ты не пробывала обрезанного"- говорила Тоня, Свете - "Хочешь, я скажу Юре, он друга позовет?" Женщины видимо по природе своей соперницы. Даже если они близкие подруги. Такими их создал Всевышний. Любопытными до чужого счастья. Тоня сказала что уедет на три дня в областной центр, на какую-то переквалификацию, и Света решившись, позвонила ей в дверь. Юра не открыл, сказал что занят и действительно весь день визжал "болгаркой" в ванной комнате. Света не решалась его больше беспокоить. Зачем злить мужика работящего? И правда, вечером он сам к ней зашел. Принес вино и чебуреки с кенгурятиной. Поужинали ими вместе. При свечах. Еще полный пакет мяса этого дал. Раздобыл где-то по знакомству. Ушел от нее только утром. ..Тоня не приехала через три дня. И через пять не приехала. Но зато пожилого сантехника, осматривавшего забившийся канализационный коллектор, хватил сердечный удар. Скорая увезла. Хотя медиков самих тоже можно было куда-нибудь увозить. Света так и не доела мясо. Когда по нему проведут экспертизу, ей, возможно, понадобится помощь психиатра. А Юра исчез. Наверное в болотах сгинул. Хотя местные говорят, что их тут отродясь не было.