LesShiy

Мои соболезнования, уважаемая Тамара Михайловна.

Возвращайтесь с победой. И обязательно живым и здоровым.

И я ж про то же.

В Симпсонах учитель музыки гомосексуалистом оказался уже. Футураму, боюсь, повесточка тоже не пощадит.

Вот ему-то стволы как-то не очень помогают.

Автор: Марчин Войчик. Перевёл: "Мекленбургский Петербуржец"November 22, 2022 А теперь настало время о**ительных историй о том, как изменилась жизнь поляков в приграничных с Россией районах после закрытия малого приграничного движения.Категорически рекомендую дочитать сей лонгрид до конца: очень весело и познавательно. 🗞Gazeta Wyborcza в статье «Дом с видом на Россию» рассказывает о непростой жизни поляков на границе с Калининградской областью. Уровень упоротости: умеренный 🟡 <…> Боимся ли мы? Мы здесь говорим, что больше боимся польских бомб, чем российских. Плохо нацеленные польские бомбы упадут на нас. Российские пролетят над крышами в сторону Варшавы, минуя Пенчишево <…> 😂 <…> <…> - А почему вы закрыли мастерскую? - Потому что нет Саши [собирательный образ русского – прим. «МП»]. Марек упоминает, что наибольшее количество «Пассатов» в Польше было зарегистрировано в Браневском районе. - Почему? - Вы могли залить в Passat больше всего топлива на российской стороне и продать его в Польше. Многие зарабатывали этим на жизнь. И русские приходили в магазины Бранево. Они смогли купить целую паллету колбасы [50-80 кг примерно, оптовики – прим. «МП»]. Нищета без Саши. Мы ждём Сашу <…> Ирена с мужем Богданом, Большой Заброст © (Фото: Martyna Niećko / Agencja Wyborcza.pl) Жители деревни настолько озабочены повседневной жизнью, что у них не возникает дилемм по поводу того, безопасно ли это. Они живут здесь с рождения, находясь в стороне от мировых проблем. Я еду вдоль границы с Калининградской областью. Мой телефон ловит российскую сеть, а польский оператор рассылает информацию о том, что отныне SMS стоит 1,50 злотых, звонки - 16,03 злотых за минуту. «Как вы справляетесь со своими телефонами?», - спрашиваю я на заправке. – Переключитесь на ручную настройку сети, иначе вы по-прежнему будете находиться в зоне покрытия Российской Федерации. Мы сидим в столовой, я и владелец гостевого дома Villa Varmia Дамиан Калиновский. В пяти минутах ходьбы от города в кафедральном соборе покоится Николай Коперник. – Вчера приехали русские. Они спрашивали о видеонаблюдении и о том, есть ли в гостевом доме украинцы. Они остались на ночь, но открутили номерные знаки, чтобы кто-нибудь не поцарапал их машину. С октября по апрель у меня были заняты все выходные, это было после закрытия малого пограничного движения и до войны. - Когда закрыли малое движение? - А когда Папа Римский прилетел в Польшу на Всемирный день молодежи? - В 2016. - Тогда его и закрыли. Под этим предлогом. С тех пор россияне должны иметь визу. И начались комбинации. Они забронировали проживание, внесли депозит, попросили меня прислать подтверждение проживания и не приехали. Я обманул их и взял 100% от суммы бронирования. - Зачем они приехали? - За покупками. - Теперь они не приезжают? - После начала войны лишь спорадически. На территории Калининградской области имеется четыре пограничных перехода. Приостановлено движение в Гроново и Голдапе, ограничено в Гжехотках и Безледах. Россияне, которые постоянно или временно проживают в Польше, имеют польский ВНЖ, учатся или работают здесь, могут въехать. Столовая в гостевом доме - самая классная. – Не знаю, что будет дальше. В прошлом году отопление обошлось мне в 12 000 злотых [1 злотый = 13,50 рублей – прим. «Мекленбургского Петербуржца»], в этом году будет 60000. - В конечном итоге его оплачивает гость, который снимает комнату, - говорю я. - Я не повышаю цену. Торговые представители имеют лимиты в размере 130 злотых за ночь с завтраком. Благодаря им я имею полную занятость круглый год. Другие подняли цены и не принимают гостей. Он говорит мне повернуться. За моей спиной - фреска с изображением горизонта Фромборка. Он показывает, какие отели уже выставлены на продажу. Сперва они были ослаблены пандемией, их добила война. - К счастью, у нас нет кредитов. У родителей моей жены был здесь участок земли. Мы несколько лет работали в сфере общественного питания и гостеприимства в Ирландии. Моя жена вернулась первой, чтобы присмотреть за строительством. Я вернулся в 2018 году. Я остался дольше, чтобы заработать себе ирландскую пенсию. Вся молодёжь давно покинула Фромборк. Мы вернулись, чтобы зарабатывать на жизнь тем, что нам нравится. Мы считаем, что люди будут продолжать приезжать, потому что здесь спокойнее, чем в Сопотее и Гданьске. И если бы началась война, Фромборк вряд стал бы целью для России. Я разговариваю с продавцом продуктового магазина. - Июль многое нам объяснил. Ни поляки, ни русские не приезжали, поэтому в течение всего дня не было проблем с парковкой на улице. В другом июле это было немыслимо. - Русские тоже делали у вас покупки? - Маленькие, потому что за большими они ходили на рынки. - Боимся ли мы? Мы здесь говорим, что больше боимся польских бомб, чем российских. Плохо нацеленные польские бомбы упадут на нас. Российские пролетят над крышами в сторону Варшавы, минуя Пенчишево [толковый чел, понимает, что к чему 😀 – прим. «МП»]. Богдан родился здесь. В деревне 20 домов, за ними коровники и пограничные посты. Здесь разводят немецкий скот - голштино-фризский, называемый «хаефами». Молоко на ферме стоит более 2 злотых, но удобрения подорожали на 200%, что ставит под угрозу местные фермерские традиции. Сыновья объявили, что откажутся от скота, когда их родители выйдут на пенсию. Богдан: - Они подсчитали, что выращивать быков на мясо тоже не стоит - корм, топливо, два года выпаса. Они сказали, что их положение было бы лучше, если бы они устроились на работу в Бранево [не знал, что в Бранево нормально с работой. Бываю там раза два в году. Депрессивный приграничный городок вроде Кингисеппа – прим. «МП»]. Он возмущается тем, что правительство не заботится о людях. - Здесь пенсионеры знают, за кого они голосуют. Но что для них сюрприз. Когда у них 1200 злотых на жизнь, а они получают тринадцатую или четырнадцатую пенсию от правительства, это спасение. Моя мама живёт с нами, угля не хватало бы, если бы она жила одна. - Некоторые люди уже сжигают овёс, потому что он дешевле угля, - говорю я. - Овёс можно сеять везде. Ему не нужна хорошая почва. Но мне не подходит сжигать зерно. Из зерна вырастает хлеб. Недалеко от Пенчишево находится деревня Згода, ближе к Вислинскому заливу, через которую проходит железнодорожная линия для товарных поездов из России, хотя деревня не жила от железной дороги, только от совхоза [ну, то есть польский вариант - PGR – Państwowe Gospodarstwo Rolne – Польское Государственное Фермерское хозяйство – прим. «МП»]. Серые многоквартирные дома в полях. На лестничной клетке слышен детский плач, стук кастрюль и тарелок, запах еды, как будто все одновременно вернулись с работы. Молодая женщина на пороге квартиры, отказывается меня впустить: - У меня ребенок, я не могу работать, несколько человек обращаются в PGR. Кто-то приватизировал его. Держит там коров. - А в остальные где работают? - Где придётся. Магазины, оптовые базы. Вы должны иметь машину, потому что автобусное сообщение отсутствует. - А уголь, составы с которым стоят на ж/д-переезде, всё ещё возят из России? - Больше нет. - Что вы используете для нагрева блоков? - Котельной нет, у каждого в квартире своя плита. Мы отапливаемся дровами. Кто теперь может позволить себе уголь? Дети вышли на лестничную клетку и разнесли весь о том, что я задаю странные вопросы. «Убирайся отсюда, русский агент!», - кричит мальчик с парковки. - Я журналист. Я пишу о том, как вы живёте на границе. Он смягчается. Он говорит, что в Згоде ошивался нелегальный русский, может быть, он проник через лес, может быть, он пприплыл через залив. Именно тогда Путин объявил мобилизацию. Он заходил в коровник, когда женщины заканчивали утреннюю дойку, брал кувшин молока, опрокидывал его, жадно пил, пока оно не стекало по его подбородку; должно быть, он был русским, потому что у него были русские черты лица. - Что вы имеете в виду под русскими чертами? - Посмотрите на Путина, и вы всё поймете. - Куда он убежал? - Х.. знает. Определённо в сторону Польши. В Безледах, помимо пограничного перехода, есть школа, церковь, ЦТП, общественный центр, полицейский участок, пограничный пост и около дюжины многоквартирных домов. Восемь часов утра. Пусто. Только кто-то выходит из парка. Его зовут Ян. - Я был в спортзале. Под открытым небом. - Занимаетесь ли вы спортом каждый день? - Я чувствую себя лучше, когда двигаюсь. Он окончил сельскохозяйственную школу, занимался луговодством. Он работал мастером по растениеводству в компании PGR Bezledy. Здесь все работали, и каждый мог позволить себе посидеть в кафе «Золотой колос» или сдать одежду в прачечную. - Польско-российское сотрудничество процветало. Наша PGR научила русских выращивать рапс. Мы ездили к ним сеять на их машинах, на полях, прилегающих к границе. Взамен они подарили нам несколько КамАЗов и купили у нас саженцы клубники и черешни. Но и позже, после развала совхоза, кооперация процветала. Мы ездили туда за топливом, водкой и рыбой. Они ездили по нашим деревням и покупали зарезанных свиней. Иногда они садились и пили с нашими. А теперь смотрите, даже «Золотой колос» закрылся, - он указывает на развалины без окон и дверей. - Разве русские больше не приезжают? - После украинской войны - почти совсем нет. Паб и обменник закрылись, магазины без них работают плохо. Недалеко от границы был завод, там производили окна и двери, всё шло в Россию. Фабрика рухнула, когда на границе ограничили движение в связи с приездом Папы Римского. Они заменили завод на «Бедроньку» [«Божья коровка» – португальская сеть дешёвых продуктовых магазинов вроде российского «Дикси» – прим. «МП»]. С начала войны там не было ни одного покупателя. А молодые всё равно уехали. Сосед работает на нефтеперерабатывающем заводе в Норвегии - две недели работает, три отдыхает в Безледах. В месяц он зарабатывает столько, сколько здесь не заработал бы и за полгода. Остались те, кто поступил на службу в силовых структурах: полиция, армия, пограничники, тюрьма. Несколько людей ездят на погрнпереход убираться у таможенников. - Бирка с польским флагом на вашей кепке - это какой-то манифест? - Можно сказать и так. Я был на сборе урожая спаржи в Германии. Поляки там покупали кепки за €5 с немецким флагом, чтобы порадовать немцев. Я привёз одну с польским флагом. Чтобы насолить немцам и полякам, которые стыдятся происхождения. И теперь, когда русский проходит мимо и видит мою кепку, он должен видеть, что мы патриоты. Послуш находится на границе. Здесь находится дворец. Обшарпанный, серый, с пластиковыми окнами. Рядом с ним стоят разрушенные коровники. «Теперь здесь нет быков! Здесь ничего нет!», - кричит пожилая женщина, худая как палка, высунувшаяся с дворцового балкона. «У вас прекрасный вид на Россию», - указываю я на поля и деревья за дворцом, на заднем плане видны пограничные посты. - У меня нет окон с этой стороны. - Кто-нибудь ещё здесь живёт? «Нужно заканчивать, я скоро уезжаю. Ты тоже должен уйти», - она оставляет меня, как бы предупреждая, и исчезает в балконной двери. И сразу после этого разговора из-за кустов неожиданно подъезжает машина пограничной службы. Выходят два человека в форме, спрашивают, что я ищу. Я подчиняюсь их просьбе, достаю удостоверение личности и пресс-карту. Они вводят мои данные в ноутбук. «Нда, всё в порядке. А жаль!», - смеётся тот, что повыше. «Мы здесь для блага жителей», - говорит тот, что пониже ростом. - «Мы помогаем им чувствовать себя в безопасности. Мы помогаем им, особенно пожилым людям. Мы привозим покупки зимой». Щурково, поселок на границе с Калининградской областью. © Martyna Niećko / Agencja Wyborcza.pl Получив инструкции не приближаться слишком близко к пограничной полосе, я еду в Щурково, деревню, которая была разделена после войны, и половина ее оказалась на российской стороне. О Щуркове пишут, что он был пригородом Кенигсберга. Наверное, из-за булыжников на дороге, домов с кирпичной черепицей, пекарни, дворца и его коровников. Но уже нет и руин дворца, остались только развалины коровников и четвериков, из труб которых валит дым на Польшу, так как ветер дует с северо-востока. «Редко дует так, чтобы дым дул в сторону России», - говорит пенсионер, вернувшись после «сигареты у соседа». - После войны сюда приехали новые люди, с Вислы, украинцы. Немцам пришлось уйти. Поляки создали в этом районе совхозы. После их краха богатые покупали землю. У них по тысяче гектаров. Они здесь не живут, а занимаются сельским хозяйством. Он помогает мне добраться до деревенского старосты. «Видите ли вы шлагбаум в конце дороги? Там есть граница, и до войны дорога к церкви проходила», - объясняет староста деревни Даниэль Василик. - После войны на той стороне были постройки, но год за годом деревня вымирала, становилась всё тише и тише, пока не вымерла и не снесли церковь. Теперь здесь есть то, что вы видите, деревья и кусты, дикая природа. Мы подходим к шлагбауму, который может быть воротами в Россию. Сразу за ним дорога изгибается и продолжается вдоль границы. Польский пост, напротив российского. На польской стороне находится старая металлическая сетка, натянутая много лет назад вдоль деревни. Я спрашиваю деревенского старосту, был ли он когда-то на той стороне. - Никто не хочет рисковать. Их погранцы ловят наших, наши – их. Штраф по меньшей мере 500 злотых или даже закроют на тюрьме. Бывали случаи, когда коровы сбегали. Тогда вызвали охранников, они вызвали русских, и русские гнали их обратно. Они также передавали тех, кто переборщил с водкой. Здесь, в деревне, происходила передача, там, у шлагбаума, находилась калитка передачи. Теперь это происходит официально, через пограничный переход. Староста деревни рассказывает историю Адама из Щуркова. В декабре 2021 года он переправился на российскую сторону на скутере, подъехал прямо к российскому пограничному посту, чтобы - как говорят в деревне - поговорить с Путиным. Он управлял автомобилем в нетрезвом состоянии. Он уже год находится в российской тюрьме. В его освобождении участвует Генеральное консульство Польши в Калининграде. Мать Адама не хочет со мной разговаривать, она полагается на Генеральное консульство. Глава деревни Васылик работает в доме социального обеспечения, который стоит прямо рядом с пограничными постами. Там живут пенсионеры; фактически, вся деревня состоит в основном из пенсионеров. Молодые уехали за границу, как брат деревенского старосты - в Англию. Здесь есть два фермера. У одного есть зерно, у другого - лошади. Я говорю с тем, у кого лошади, Войцехом. «Здесь почти нет фермеров, грустно смотреть», - жалуется он; мы стоим на дороге, любуясь лошадьми, которые пасутся на последнем лугу перед русской границей. «Бедная земля?», - спрашиваю я. «Дело не в этом. Неохота заниматься сельским хозяйством. Сыновья предпочли заняться строительством. Они выполняют отделочные работы. Но им приходится ехать немного дальше от границы, в Бартошицы, потому что здесь ничего не строится. Здесь вы можете только починить чью-то старую крышу. И теперь, когда этот безумец начал войну, кто захочет строить рядом с границей?», - он указывает в сторону России, и, как по команде, раздается взрыв. «Что это?!», - спрашиваю я ошеломлённо. - Российский полигон. Они бахают столько, сколько я себя помню. Но чаще всего с начала войны. Они могут хреначить даже ночью. - И вы так спокойно об этом говорите? - Тот, кто с непривычки, может испугаться. - А лошади не боятся взрывов? - Начиная с жеребёнка, они привыкают. Хладнокровные. С норовом. - На мясо? - Для скачек тяжеловаты. - Поедут ли они в Италию? - Не знаю, поляки покупают. Они дают больше денег, чем итальянцы. - Не жалко? - Жалко. Но они меня устраивают, они не чрезмерно породистые. Я скрещиваю их, потому что чистокровные породы болеют, рождаются без копыт. - А вы бы продали лошадь русскому? - Ни за что! Он утащил бы её на войну! Напротив дома мэра стоит германский сарай - кирпичный, черепичный, с годом 1891 на фронтонной стене. Деревянная конструкция, изношенная тяжёлым подъёмом, прогибается под черепицей. «Кому принадлежит коровник?», - спрашиваю я старосту. - У него, вероятно, около 16 владельцев. Иногда кто-то приезжает сюда из Германии в поисках корней. Люди больше боятся быть выброшенными немцами, которые приедут забирать свою бывшую собственность, чем быть атакованными русскимм танками [😂 – прим. «МП»] От Щуркува до Сенпополя рукой подать, хотя дорога длинная, потому что узкая и давно не ремонтировалась. В городе есть несколько многоквартирных домов времён ПНР и около десятка доходных домов времён Восточной Пруссии. На рыночной площади расположены магазины, автомойка и автозаправочная станция. Все сонные, потому что сегодня 11 ноября [День Независимости Польши – прим. «МП»]. Только к винному магазину постоянно подходят. А через витрину магазина с вывеской «Сапожник» я вижу пожилого мужчину в очках, свесившего нос, который что-то латает. Его зовут Ян. Ян в своей сапожной мастерской © Martyna Niećko / Agencja Wyborcza.pl - Праздник, но я пришёл, чтобы коту подушку сшить. Я зарезал уток, остался пух. Кладите подушку на стул и садитесь, на недовольного кота не обращайте внимания. Раньше у меня тоже были гуси, но, сволочи, обгладывали мои деревья. Но когда-нибудь я снова заведу хороших гусей. Проблема была в том, чтобы их зарезать. Я весь год собирал старые носки, моя жена была раздражена, она сказала, чтобы я их выбросил. Зачем они мне были нужны? Я натягивал их на головы гусей, чтобы они не видели пень и топор в конце своего пути. И сегодня, помимо подушки, я хочу подогнать свои туфли. Я собираюсь закрепить застёжки на своих сапогах. В них я отрезал верхние части. Я говорю дочке, чтобы она отдала их своему мужу, он подложит их под колени, когда будет чинить машину. - Люди все ещё приносят чинить обувь? - В последнее время чаще, возможно, из-за высокой цены. Они даже привозят их на починку из-за границы, что означает, что и там всё дорого. Молодые ушли отсюда на заработки и иногда заглядывают к родителям. Кстати, они приносят обувь, потому что знают, что я всё ещё здесь. И я ничего не знаю о русских. Они не приходят. Зачем им заходить в города вроде нашего? - Вы бы починили их обувь? - При условии, что они не пойдут в ней на войну. В Бранево я пью кофе. За столиком рядом со мной двое мужчин говорят по-русски о разбитых машинах, которые стоят на прицепе по другую сторону границы. На овощном рынке я разговариваю с продавцом. - Как идут продажи? - О, не очень хорошо. Всё было для русских. - Покупали ли они у вас овощи? - Не они, а те, кто жил за счёт русских. У них были рестораны, обменные пункты, такси. Внук моего друга возил их на такси. А несколько раз у него были заказы на поездки из Бранево в Гданьск [злотых 400, прилично, сам ездил один раз – прим. «МП»], и они платили ему авансом. Марек Вуйцик живёт в Бранево. Вместе с женой он управляет ресторанами. У них было три, они закрыли один, чтобы он не тянул их вниз. Они также закрыли авторемонтную мастерскую. - Не то чтобы наши проблемы начались с войны в Украине. Они начались с закрытия малого приграничного движения, пандемия сделала своё дело, а когда мы начали подниматься, пришла инфляция. Мы закрыли пекарню, остались фастфуд и традиционные польские обеды. - А почему вы закрыли мастерскую? - Потому что нет Саши [собирательный образ русского – прим. «МП»]. Марек упоминает, что наибольшее количество «Пассатов» в Польше было зарегистрировано в Браневском районе. - Почему? - Вы могли залить в Passat больше всего топлива на российской стороне и продать его в Польше. Многие зарабатывали этим на жизнь. И русские приходили в магазины Бранево. Они смогли купить целую паллету колбасы [50-80 кг примерно, оптовики – прим. «МП»]. Нищета без Саши. Мы ждём Сашу. Из районов Бранево и Бартошице я направляюсь на восток, в район Голдап. Дороги узкие, знаки предупреждают о коровах, дуплах и деревьях. Поля больше не представляют собой один сплошной ковёр, их чаще пересекают ухоженные фермы. Большой Заброст находится на границе, примерно в 40 километрах от Голдапа. Марта и Януш Яновские, археологи, живут в последнем доме, самом близком к России. Януш купил дом до встречи с Мартой, когда Польша ещё была кандидатом в члены ЕС. Он был первым поляком в деревне. Остальные - потомки украинцев, перемещённых в результате акции «Висла» [вообще-то перемещали этнических поляков, но это примечательно: то есть поляки с Восточных Кресов полноценными поляками как-то не считаются – прим. «МП»]. Я иду к ним по дороге через деревню, в резиновых сапогах, когда густая грязь смешивается с навозом, выпавшим из телег фермеров, которые вывезли навоз на поля у границы. Это последняя дорога в Польше, в конце которой начинается Россия, поэтому я думаю про себя, что она могла бы быть более гладкой. Я выхожу из деревни вместе с Мартой. Мы идём к пограничным постам. Она зовёт охранников, предупреждает их, что идёт не одна, и заканчивает словами: «Пока, пока». - Мы - сигнальщики. Если мимо нашего дома проезжает машина без мигалок, мы звоним охранникам и спрашиваем, не они ли это проехали. Иногда случается, что турист заблудился и едет прямо к границе. Мы проходим мимо кладбища времён Первой мировой войны [в этом районе был серьёзный замес русских и немцев в 1914-м – прим. «МП»], затем бункеров времён Второй войны и, наконец, охотничьих стендов, недавно установленных прямо на линии границы [для безопасной охоты на кабанов. Ненавижу мудаков, что охотятся таким способом, однако странно, что такие штуки кто-то разрешил поставить у границы – прим. «МП»]. «Здесь должен быть забор из колючей проволоки, армия недалеко», говорю я. - Официально мы ничего об этом не знаем. Но нашего согласия никто и не спрашивает. Мы зажигаем у себя дома зеленую лампочку на случай, если кому-то с границы понадобится помощь [не совсем понятно: по ходу, если кто-то в полях заблудится, чтобы вышел на свет – прим. «МП»]. От Вроцлава до Большого Заброста 655 километров, 7,5 часов езды на автомобиле. Несмотря на это, Эдита и Роберт Квятковские из Вроцлава купили здесь дом и ремонтируют его. В конечном итоге они хотят жить в нём и сдавать комнаты в аренду. Мы сидим в доме, которому более ста лет, и гадаем, будет ли это начало или конец Польши и ЕС. Эдита и Роберт Квятковские © Martyna Niećko / Agencja Wyborcza.pl Эдита: - Я бы сказала, конец света. Роберт: - Начало, потому что это начало нового этапа нашей жизни. Эдита: - Мы не рассматривали, является ли это безопасным местом с точки зрения геополитического расположения. Только когда началась война, мы подумали, что как раз выбрали такое место. Но близость к границе нас не касается. Роберт: - Возможно, я перенесу пограничный пост за дом. Когда русские придут, они будут думать, что это всё ещё Россия. Эдита: - Мы знаем, что у людей, занимающихся агротуризмом, были проблемы, потому что после начала войны гости отменили свои бронирования, особенно иностранные гости. Для них это уже Россия. Мы отправляемся за покупками в Гижицко. Иногда господин из мебельного магазина приносит нам что-нибудь сюда. Он записывает нас в блокнот под заголовком «русские». Роберт: - Я был обеспокоен тем, что они забрали отсюда телекоммуникационную линию. Ни у кого нет стационарного телефона, а до войны, в 1930-е годы, он был у всех. У меня даже есть телефонный справочник того времени. Мы на границе - наблюдатели, мы видим больше, мы должны уметь вовремя реагировать, потому что мобильная сеть ненадёжна, её могут глушить - один раз покрытие есть, другой раз нет. И мы легко попадаем в сети Российской Федерации. Эдита: – Жители деревни настолько заняты повседневной жизнью, что не беспокоятся о том, безопасно ли это. Они живут здесь с самого рождения, находясь в стороне от мировых проблем. Напротив Эдиты и Роберта живут Ирена и Богдан Ног. Они управляют фермой. Когда-то это был молочный скот, сегодня - мясной скот и зерновые культуры. Ирена Нога: - Мои родители были переселены в Заброст из окрестностей Влодавы в рамках акции «Висла». Это было в 1947 году. Ровно через десять лет они вернулись под Влодаву. В Забросте они чувствовали себя плохо, возможно, потому, что жили в двухквартирном доме, один двор на две семьи. Братья родились в Забросье, а я уже под Влодавой. В 1980 году мы с братом приехали сюда на каникулы, у нас была тётя в этом районе. Мы поехали в Заброст. Одна из домохозяек пригласила нас к себе домой. У неё был сын. Сын оставил свою работу во дворе и пришел посмотреть, что за красавица пришла. Мы писали друг другу письма в течение двух лет, пока не поженились. Моим родителям не понравилось, что я вернулась туда, откуда они сбежали. Я работала бухгалтером в совхозе, недалеко отсюда, в 6 километрах. Не было проблем с проездом, потому что раньше в деревню ходило восемь автобусов, а сегодня - один. Осенью 1992 года совхоз был ликвидирован. Мы с мужем рассматривали возможность переезда в Венгожево. Но заводы там разрушались, была страшная безработица, и мы решили, что будем жить на 5 гектарах, которые у нас были в Заброшцах. Мы выбрали более трудный, но более надёжный путь. 5 гектаров превратились в 40, появились коровы, хорошо росла свёкла, потому что это была свекольная земля. Мы дали образование двум дочерям. Они уехали в Лондон. У одной было желание вернуться с мужем, но теперь, когда началась война, они пока решили повременить. Ну и что, что Россия находится рядом? Граница также является преимуществом. Пограничники проходят мимо несколько раз в день, нет краж оборудования или коров, которые происходят ниже. Мы будем чувствовать себя ещё безопаснее, когда на границе сделают проволоку, как на белорусской границе. Если кто-то хочет въехать в Польшу, он должен сделать это легально. Если он незаконно проникнет в страну, то может войти в дом и приставить нож к горлу. Жаль детей и женщин на границе, им надо помогать. Я не знаю русских. Здесь нет польско-русских браков. Вы видите, что у них то же самое на другой стороне, потому что там пасутся коровы, машины ездят по полям, мы перестали слышать их старые доильные аппараты, потому что современные работают тихо, поэтому им пришлось купить новые. Единственное, чего я не знаю, так это почему их машины так часто находятся на полях ночью. Возможно, у них мало машин и они берут их в аренду. Раньше Заброст был более самодостаточным. У всех были коровы, индейки, куры. У меня самого есть коровы, но нет кур. Мы вошли в Союз. С этого дня курам не разрешается находиться рядом с молочными коровами, так как это влечёт за собой наказание. Если кто-то хотел завести кур, он должен был поставить курятник за пределами хозяйственного двора. И так продолжается, люди отвыкают от фермерства, от собственного молока, мяса, яиц - они предпочитают покупные. Но можем ли мы позволить себе это сейчас? Я не знаю, какой будет наша старость. Пока мой муж в состоянии водить машину, мы не переезжаем из деревни. Если ситуация изменится, мы подумаем о небольшой квартире в городе. Ну, если только дочери не вернутся. И дочери вернутся, если мир успокоится. Здесь когда-то была Пруссия, теперь это Польша. Откуда мне знать, что снова придет кому-то в голову. Несколько дней спустя я звоню героям репортажа и спрашиваю их о ракете, упавшей на Пшеводы в Люблине и убившей двух работников зерносушилки. Марек Войцик из Бранево: - Если такие ошибки на границе будут происходить чаще, мы действительно дважды подумаем, прежде чем оставаться здесь. Эдита Квятковска из Заброст-Вельки: - Мы уже знаем, что это был несчастный случай. Нас успокаивают. Гжегож Вешун из Бартошице, ресторатор: - Я был солдатом. Я знаю, что существует возможность ошибки. Следует уточнить: пограничные районы особенно подвержены ошибкам. Дамиан Калиновски из Фромборка: - Если бы это случилось в моём городе или в окрестностях, я бы немедленно собрал своих детей и отправил их куда-нибудь в деревню. Ирена Нога из Заброст-Вельки: - С самого утра я смотрю телевизор и гадаю, что будет дальше. Мекленбургский Петербуржец в: Telegram Яндекс.Дзен Youtube Источник - https://telegra.ph/Gazeta-Wyborcza-Dom-s-vidom-na-Rossiyu-perevod-s-polskogo-11-22

...— Простите, пан что-то ищет? — Да, пани, беленький такой дом, где у вас убили евреев. — А-а-а. Вот он, возле мостика, вам налево надо свернуть. Старенькая бабушка пробуравила меня взглядом, не обещавшим ничего хорошего: — А зачем он пану? С евреями не так всё просто. Они приехали, стали у поляков квартиры отбирать. Ну, случилась драка. Да и наши ли это были? Убивали переодетые русские. — Я тоже русский, уважаемая пани. Возможно, даже переодетый. Старушка застывает с открытым ртом. Я иду дальше — по улице Планты, к дому 7. Рядом протекает речка, прогуливаются парочки, прохожие ведут на поводках собачек. В окнах здания выставлены большие чёрно-белые фотографии: старика, молодой девушки и по виду супружеской пары — мужчина в военной форме с женщиной. 4 июля 1946 г. в польском городе Кельце состоялся самый кровавый в послевоенной Европе еврейский погром: местными жителями были убиты 42 выживших узника концлагерей, лишь год назад вернувшихся домой. Эту неудобную тему десятилетиями не упоминали и в самой Польше, и в Советском Союзе — лишь бы не обидеть наших «замечательных» польских друзей. «Мы думали, их сожгли» В 1939 г. евреи составляли 35% населения Кельце — 27 тыс. человек. «Дед говорил — вокруг улицы Варшавской целые кварталы располагались: и прачечные, и лавки с овощами, и закусочные, — рассказывает владелец канцелярского магазинчика в Кельце 45-летний Богуслав. — Пришли немцы, согнали их в гетто, а потом, в 42-м, в концлагерь Треблинка отвезли — и там почти поголовно уничтожили. Ну, наши поляки позанимали дома, хорошие квартиры: некоторые были с мебелью. Обустроились, а после войны 200 евреев вернулись. Говорят — отдавайте жильё назад... Всех, разумеется, это ужасно разозлило. Поляки думали — их давно в печах сожгли. Уже сделали в этих квартирах ремонт, потратили деньги». Ссоры на бытовой почве возникали в Кельце каждый день. Поэтому, когда через год после войны вдруг разнёсся слух, якобы евреи зарезали 8-летнего мальчика и замешивают тесто на его крови, эту ложь не стали проверять. Две тысячи человек собрались на улице Планты, где в доме 7 ютились счастливцы, вернувшиеся живыми из концлагерей СС. Погромщики кричали: «Убьём, как делал Гитлер!» Двери сломали, толпа ворвалась в здание, избивая всех подряд. Среди погибших — трое евреев-солдат (обладателей польских наград за храбрость), беременная женщина, несколько детей. Только 7 человек умерли от пуль, остальные были забиты насмерть монтировками и камнями. Милиция не пыталась остановить бойню. — Большинство поляков не сочувствовали евреям, — объясняет независимая журналистка Малгожата Кульбачевска-Фигат. — Почему? Вопрос выживания в войну — каждый заботился о себе. Поляки понимали: едва немцы закончат с евреями, примутся за них. За редким исключением люди относились к уничтожению эсэсовцами евреев равнодушно, а отдельные личности это ещё и приветствовали. В Польше долго не упоминали об участии в депортации и убийстве евреев наших пособников нацистов — так называемой «синей полиции». Только сейчас польский историк Ян Грабовский опубликовал книгу, где раскрывает «заслуги» польских «полицаев» в холокосте. Проблема не только в этом, а ещё и в ревности. Польские власти считают: не евреи и не русские, а поляки больше всех пострадали от Гитлера, мы самые главные жертвы. А тут у нас отнимают эту роль! «Выносили рояль, шкафы» По оценкам историка Яна Грабовского, за Вторую мировую войну 200 тыс. (!) евреев Польши были выданы поляками за денежную награду немцам или убиты соседями: с целью ограбления и просто из ненависти. После такого уже не удивляешься факту, что по всей Польше после Победы начались погромы. 11 августа 1945 г. советским солдатам пришлось применить оружие против толпы, которая подожгла синагогу и разбивала витрины еврейских магазинов в Кракове. После резни в Кельце евреи поняли: кошмар не закончился, вместо немцев их теперь убивают поляки. Они побежали из страны — к 1947-му из 240 тыс. евреев за границу уехали 150 тыс. «По рассказам дедушки, тут была лавка Мойши-зеленщика, — вспоминает Богуслав, проводя меня по Кельце. — Дед у него всегда покупал овощи. Мойша над каждым помидором трясся, в бумажку заворачивал. А здесь, сразу за поворотом, портной жил (показывает на большой дом). К нему аж из Кракова приезжали, отличные костюмы шил. Портного с семьёй в лагерь отвезли — народ собрался, делил барахло: рояль выносили, шкафы. Этот домишко? Там сапожник работал. Польские коллеги парня не любили: конкуренцию создавал, ботинки дешевле ремонтировал. К нему в халупу тоже пришли после отправки в Освенцим, но он бедняк оказался. Люди со злости его мебель дешёвую разломали». От еврейского местечка в Кельце не осталось ничего — поляки давно заняли дома убитых или сбежавших евреев. Синагога на углу квартала в субботу заперта, одна из стен разрисована граффити, покраска осыпалась. Евреев в городе больше нет, и с 1955 по 2010 г. тут располагалось хранилище госархивов. «Здание пустовало, — смущаясь, сообщают мне в администрации Кельце. — Не пропадать же ему». «Евреи радовались Сталину» Сейчас у дома 7 на улице Планты установлена табличка в память о евреях, убитых поляками. Жители Кельце на вопрос о погроме реагируют либо флегматично: «Я об этом не знаю», либо раздражительно: «Евреи были за ваш социализм, радовались Сталину». После краха СССР Институт национальной памяти Польши провёл расследование, стараясь свалить резню на НКВД. Мол, это организовали по приказу из Кремля, а убивали евреев переодетые красноармейцы. «Да не было там русских! — усмехается свидетельница событий 82-летняя Агнешка Козловска. — Одни поляки». Ей было 8 лет, и она видела, как на улице Планты людей выбрасывали из окон. Одни граждане Польши уничтожали других — уцелевших в аду концлагеря, лишь бы не отдавать им квартиры и награбленное имущество. В 2004 г. Институт национальной памяти сквозь зубы признался: доказательств участия НКВД в еврейских погромах в Кельце не найдено. В киоске в центре Кельце продаётся магнит: еврей, зажавший в руке монетку. «Покупайте, — советует продавщица. — У нас их прикрепляют на дверцу холодильника, на счастье, чтобы дома водились деньги». Эта побрякушка — единственная память, оставшаяся от евреев, когда-то населявших треть города, — «добрые» соседи выгнали тех, кому посчастливилось не попасть в газовые камеры. «А в СССР разве не было еврейских погромов после войны?» — интересуется у меня польский журналист. «Один, в сентябре 45-го в Киеве, — отвечаю я. — Избили 3 человек, бунт подавила милиция. А ваши блюстители порядка стояли и смотрели, как убивают людей». Мой собеседник вздыхает и молчит. Поляки не готовы признать, что они помогли немцам отправить в печи сотни тысяч евреев. Зато всегда способны обвинить русских в том, чего те не делали. Увы, СССР следовало бы куда тщательнее выбирать себе друзей. * На фото - дом, где произошло массовое убийство, бывший еврейский квартал в Кельце и бывшая синагога. © Zотов Источник - тг канал Георгия Зотова https://t.me/darkzotovland/833

Ирландцы многие и сами гаэльский не знают.

Немного про другие территории, но название подходит на все сто.

На хлеб с маслом и икрой в собственном особнячке хватит вполне. Тут другая тема - раньше ты был ого-го, с тобой ах какие люди ручкались, ты в Кремле залы собирал, любой вопрос парой звонков решался и т.д. А сейчас ты просто старый небедный антиосвежитель воздуха, которого чем дальше, тем сильнее и быстрее забывают. И слово твоё, которое раньше куча журналюг ловили, теперь так звонко не звучит, а скоро и вообще на хрен никому не нужно будет. Вот этого они не простят. Ни тем, кто их "вынудил" из страны уехать, ни тем, кто вслед ленинградовскую "Дорожную" ставил. И если мы проиграем, то лучших гауляйтеров, чем эти "бегунцы", условным оккупантам не найти будет. А с баблом у них всё нормально и есть и будет. Хватит, ещё и наследникам останется, у кого они есть. Тут даже не сомневаюсь.

Вообще, с судов разрешён сброс только пищевых отходов. До недавнего времени разрешалось ещё и всякие тряпки-железо-дерево метать, теперь запрещено. Пластик выбрасывать строжайше запрещено, емнип, с семидесятых. Курим МАРПОЛ 73/78, как первоисточник. Огромного мусорного пятна, как любят постить на фоточках, там нет. Микропластик в воде есть, разумеется, и много. Сетей да, плавает до хрена, особенно в Азии, регулярно с вала снимают при водолазных осмотрах. Китайцы сети реально полями на десятки миль выставляют. И не только китайцы, там вся ЮВА и ЮА кормится. Основное загрязнение - берег. Причём не только Азия/Африка/Латиносия (там просто мусорные потоки каждый отлив уносит), но и Европа с США. Там народ тоже не особо запаривается - море большое, унесёт, чё.

Нет, вроде. Российский.

То же самое. Мобилизация (всеобщая) у чубатых идёт, оружие по любезно сохраненным Россией жд подвозится, подготовка импортными инструкторами только усиливается. Но заморозка опасна для укры... С хрена ли? Короче, агитка тупая, имхо.

Личный опыт общения - товарищу 30-ка, специальности нет, жены нет ("им всем только бабки подавай"), живёт с мамой, дважды поступал в ВУЗы - бросил (искал себя, блджад), мечтает переехать в Америку. Готов там "говно вилами грузить" ©, при этом языком владеет на уровне "моя-твоя" и не учит. На вопрос, а что мешает начать "говно вилами грузить" дома, без переезда, хотя бы попробовать получить какую-нибудь специальность, завис, потом обиделся. Очень надеюсь, что вожделенный переезд состоится.

Этот словесный мусор на кого рассчитан? Вот из Чаплыгинского тг канала (это ещё не самый упоротый, большинство ещё отмороженней): Добранок Шановні Парафіяни! Критики часто упрекают меня в том, что мои утренние посты позитива иногда несколько надуманы и притянуты... Ну... может... Но сегодня даже самый въедливый критик не найдет к чему придраться! Херсон и дата 11.11 войдут в историю, как день национального ПОЗОРА РФ и того самого "тихого треска веточки", с которого начинается необратимая лавина (так сказано в не пророчествах по ноябрю)... Лавина, что снесет основания РФ. ВСУ... на глазах у всего мира вытерли пятую точку теми НИКЧЕМНЫМИ Указами Пу, что утверждены СовФедом, Думой и КС... Вытерли и выслали боевыми голубями обратно в кремль... Ядерная РФ... без боя... убоявшись ВСУ... сама... сдала областной центр... который провозгласила своим... Вся их стратегия обороны и ЯО оказалась ФЕЙКОМ! Простым тупым фейком. Сработала та самая растяжка, которую еще ПЕРЕД событиями в Крыму летом, я называл ПЕРЕВОРОТ ДОСКИ. Я писал, что либо ЯО и тогда РФ ИЗГОЙ даже в Китае... либо "царь не настоящий"... КАК В ВОДУ ГЛЯДЕЛ! ))) Вдруг оказалось, что "русские на войне своих КИДАЮТ", "русские ТОРГУЮТ землей и людьми" ради призрачных выгод торговли Царя... русская армия - говно и мобики... и многое другое. Основополагающие Мифы Государства Российского... НИЗВЕРЖЕНЫ! Туда им и дорога... Любители РФ мне ответят, что не бывает войны без поражений... Да... без поражений не бывает... НО ГДЕ ВЫ ВИДЕЛИ ПОРАЖЕНИЕ? )))) Мы все видели БЕГСТВО С ПОЗОРОМ. А помните с каким пафосом они "реорганизовывали" админ устройство... создавали фейковые власти и прочее? А теперь станьте на место коллаборантов в Запорожской области... Они уже видели харьковскую область... и видели Херсон... Ну все... Я же говорил ноябрь КРИТИЧЕН... и нам и им... ТЕТЕЛИСТАЙ! Свершилось... Ну... ШАББАТ ТОВРИЩИ! Не вижу повода не ободриться! Пусть день будет светлым и добрым! Комменты ещё веселее . Они нас уже хоронят радостно и приплясывая. Какой дебил эту хрень сочинял?

Публицист Миронова: украинская нация погибла под тяжестью автомифа Сегодня украинцы верят, что они самый свободолюбивый, храбрый и красивый народ с певучим языком, прекрасными песнями и великой литературой. Уверовав в собственное превосходство, они решили, что менее совершенных соседей можно жечь и расстреливать. Но кто и когда внушил жителям Украины, будто они самые лучшие? На этот вопрос публицист Анастасия Миронова ответила в колонке для «360». Далее — прямая речь. Пишу про хип-хоп и Хаски. Вдруг приходят в комментарии странные тетеньки с украинскими флажками на аватарах и шлют мне молча ссылки на треки каких-то унылых украинских музыкантов. Причем с таким видом, будто не ерунду сказали, а ценнейшим вниманием меня одарили. Фотографирую Софийский собор в Великом Новгороде. Тут же приходят украинцы с фотографией киевской Софии и немым ожиданием, что мы сейчас все хором признаем: м-дааа, ваш-то, мол, получше будет… Или другой пример, недавний. Выкладываю фото из автобуса. Тут же получаю от украинки ссылку на новость, что в Киеве в автобусах ввели оплату банковскими картами. Предполагается, что мы все ахнем — у нас-то, понятное дело, до сих пор все по бумажным билетикам ездят. «Моя самая лучшая!» Много лет я думаю над этой чертой украинцев. В том, что они нам постоянно пишут, есть какое-то влияние национального характера. Представьте, что немцы бы в 1945-м писали массово советским колхозникам и рассказывали, как они здорово живут и какие у них красивые фрау. Нонсенс. Это чисто украинское поведение. Но интересно даже не это. Меня гораздо сильнее занимает, как же так вышло, что целая нация уверовала вдруг, что у нее все самое лучшее? Они же не идут к нам или к другим соседям просто испортить настроение — они желают сообщить, что лучшие во всем. Причем иногда делают это в доброжелательной форме. Среди моих подписчиков есть много украиноговорящих жителей Незалежной, которые поддерживают Россию и как бы даже хотят к нам. При этом они могут, увидев у меня фото ужина, написать радушно: «Выкиньте эту брокколи, лучше ешьте то-то и то-то, так вкуснее». Прочитав отзыв на книгу или кино, они тут же приходят с советами: «У нас это не читают и не смотрят». У них — это у лучших, стало быть… РИА "Новости" И вы знаете, мне очень интересно понять, как, в результате каких манипуляций получился такой народ. Они все почти без исключения стали напоминать редкий, но хорошо известный у нас типаж мужчины, глубоко влюбленного в свою жену и верящего, что она все делает лучше. Встречали такого? Приходя в гости на чужой юбилей, он, едва попробовав заливное, ляпнет простодушно хозяйке: «У моей рецепт возьми, она вкусно готовит». Имениннице обязательно скажет, что она выглядит почти так же хорошо, как его жена. А увидев на хозяйке праздника новое платье, предложит ей записать адрес магазина, где одевается супруга. Он все свои действия совершает исходя из убежденности, будто его супруга лучшая и остальные ею восхищаются. Вот украинцы ведут себя точно так же. Даже те из них, что беззлобны и не поддерживают Киев, искренне уверены в своем превосходстве. Многоклеточные Откуда эта вера? Кто ее выпестовал? В советское время украинцам, конечно, льстили: житница наша. Хотя, как мы уже выяснили, производила эта житница на треть меньше зерна, чем РСФСР. Зато много ела, получала электростанции, заводы, имела отличное снабжение. Наверное, такие блага способствовали вере украинцев в то, что они лучшие. По крайней мере лучше нас, но в СССР они этой верой точно не докучали соседям. И сразу после распада Союза внутренняя политика Украины совершенно точно не строилась на тезисе о том, что украинцы лучшие. Кравчук был пророссийским, Кучма выигрывал выборы на обещании сближения с Россией. Даже когда его потом понесло в сторону НАТО, страна поплелась за ним под лозунги о том, что украинцы другие — не лучшие. На закате Кучмы они ходили голодом, голышом и гордились, что самостоятельные. О лучших тогда ничего не говорилось. Все началось позже, на первом Майдане. Тогда, вместе с кричалкой «Разом нас багато» и призывом Тимошенко обнести Донбасс колючей проволокой, украинцам стали внушать, будто они настоящие европейцы с повышенной потребностью в свободе. «Вы достойны лучшего. В отличие от…» — при этом холеная европейская рука показывала вальяжно пальчиком на восток, то есть на нас. Тогда, вот в те месяцы угара Ющенко, украинцы впервые вдруг уверовали, что они принципиально иначе, чем мы, устроены: у них другие потребности, другой уровень организации. Украинские СМИ на полном серьезе рассказывали, например, что у россиян даже меньше клеток в организме, чем у украинцев. У нас с вами, то есть, меньше клеток, понимаете? И у тех, из Донбасса, стало быть, тоже. Все началось тогда. И ко второму Майдану Украина уже подошла с самоощущением сверхнации. Без всякого безвиза у них миллионы вкалывали на заработках, разруха была чудовищная, бедность — как в наши девяностые. Но им изо дня в день говорили, что они во всем отличаются от нас. В итоге они совершенно уверовали, будто самые красивые, талантливые, работящие, набожные, светлые, с самым выразительным языком, с самой глубокой литературой. РИА "Новости" Издревле герои Потом на весь этот компот наложились героизация и комплекс жертвы. Небесная сотня, «герои не вмирают» — Украина так круто взяла в оборот жертв Майдана, слепила из них такой миф, извлекла из их смерти столько пользы, что, если бы этих несчастных там не застрелили, честное слово, Киеву бы стоило жертв придумать. Потому что на волне Небесной сотни украинцы вышли оформившейся нацией с самосознанием супергероев: самые честные, самые душевные, самые справедливые. Павшие от пуль как символ святости, кастрюля на голове — признак бесстрашия. Войну в Донбассе украинскому агитпропу тоже удалось обернуть в свою пользу. Простым «кыянам» внушали, что они, супергерои, годами успешно противостоят чуть ли не миллионной армии России, и те совершенно верили, что так и есть. Даже когда у них ввели дополнительный налог на армию для зоны АТО, а все равно все разворовывалось, «кыяне» верили, что они нация бойцов. Когда 24 февраля им объявили о вступлении российских войск, люди массово очнулись: как так, нам ведь говорили, что мы этих «оркив» давно перебили, с кем же тогда боролись, на что шли налоги? РИА "Новости" Им так говорили. А они на Запад транслировали образ жертвы. И тот охотно эту личину подкармливал, приправливая традиционными комплиментами об «издревле» чувствительной к несвободе нации, великом украинском духе и кровью завоеванном месте в Европе. Потом понеслось. Западные политики и пропагандисты говорили украинцам второго Майдана, что они — уникальная нация сверхчувствительных к несвободе людей. Что они органически не могут жить рядом с несвободными русскими. Что Украина — часть и оборонительный рубеж Европы. Ну и снова эти льстивые песенки про певучий язык и красивых женщин. Чем больше украинок уезжали в европейские и дубайские притоны, тем крепче оформлялся миф об их неземной красоте. Джамала-Джамиля получила приз на Евровидении — ах, какая тонкая у украинцев душа, восхищалось «мировое сообщество», ах, какая жертвенность! Певица Джамала (Сусанна Джамалатдинова), 2012 год/РИА "Новости" Надоели даже либералам Уже к концу 2016 года мы получили соседа, который, будучи чрезмерно обласкан и вылизан Западом, уверовал, что он и впрямь лучший: самый красивый, работящий, чистоплотный, с теплыми туалетами, газом, ухоженными улицами, великой литературой и несгибаемым духом. К этому времени сами украинцы так в свой автомиф уверовали, что стали уже требовать от нас признания их величия. Вдумайтесь, как они надоели в России, что в начале 2017 года у меня в самой «Новой газете» вышел текст о том, что наша либеральная интеллигенция отворачивается от Украины, поскольку та теперь ждет, чтобы россияне говорили с ней с позиции приниженности. РИА "Новости" Украинцам мало было, что либеральная публика выступала против отделения Донбасса и почитала киевскую Небесную сотню: они захотели, чтобы любой россиянин, заговоривший с украинцами, в первую очередь засвидетельствовал украинское превосходство. Мы все стали свидетелями чудовищнейшего процесса, в результате которого говорить с украинцами стало невозможно, если вдруг во время разговора ты отказывался признать, что их женщины самые красивые, стилисты самые модные, кино самое хорошее, музыка самая певучая, туалеты самые чистые, а заправки — опрятные. Мне кажется, что за неимением сытного обеда украинцы уже почти 10 лет питаются лестью. И страшно вжились в свою роль. Сейчас, даже в нищете, без электричества, под ракетами, они искренне верят, что лучше нас во всем. Что «Нутелла» и Nescafe — действительно признак лучшей жизни. Что русские не видели унитазов, татары поклоняются асфальту, а буряты едят попугаев. Никогда бы эта фантастическая чушь про украденные унитазы и украденное у украинок ношеное белье не сработала бы, если бы не легла на годами удобряемую навозную почву в виде раздувшегося самомнения. Если бы украинцам столько лет не лили в уши ложь о том, что они самые умные и красивые, кто-нибудь у них сегодня взял бы да и задумался: а с чего вдруг в России не стало унитазов и правда ли, что в этой большой стране люди лишь мечтают о дешевом растворимом кофе? Их же миллионы бывали в России, они же к нам на заработки ездили, у них у каждого второго здесь родня. Почему же они забыли, что у нас унитазы подержанные не крадут, а выкидывают? А потому что верят, будто они лучшие во всем — от формы носа до телячьей подстилки в хлеву. Им так внушили. Закон Ома, бином Ньютона Если вы поговорите с любым украинцем из случайной выборки, то поразитесь, сколь глубокая в нем уверенность, что он лучший. Когда вы вдруг захотите его поправить или откажетесь поддержать разговор о великой украинской литературе или самых красивых в мире украинских женщинах, он попросту не поймет, а с какой стати вы оспариваете данность? Еще и сумасшедшим вас сочтет, будто вы взялись опровергать закон Ома. Мы ведь тоже когда-то такими были, только стояли на противоположном конце отрезка. Вспомните, как мы все преклонялись сначала перед импортом, потом — перед американцами и европейцами, перед их кино. На смех поднимались те, кто ставил под сомнение безусловное превосходство всего западного. Человека, который скромно указывал, что, может быть, не надо смотреть низкопробный боевик про киборгов только потому, что он американский, у нас 30 лет назад могли объявить городским сумасшедшим. К нам приезжали западные аналитики, журналисты, реформаторы образования, правозащитники. Все они учили нас, как надо жить, а мы долгое время смотрели на них как кролики на удава — завороженно. И ехали туда. И бросались за американской мечтой. А тех, кто в ней разочаровывался, называли дураками и неудачниками. Вот такой точно миф относительно супернации исповедуют украинцы, только восхищаются самими собой. И от того они совершенно искренне, даже сидя в темноте и под ракетными обстрелами, идут и советуют нам, какие книжки читать, каких музыкантов слушать, какие ногти наращивать. Объясняют, почему у них больше туалетов и отчего все украинцы красивые. Если бы меня попросили назвать самую главную причину, приведшую украинский народ к трагическому финалу, я бы назвала лесть. Они пали под бременем лести, которую на них обрушил западный мир. Нация бедняков, уверовавших, будто они самые красивые, богатые, свободные и справедливые. Ну и опьяненная этой верой, решившая, что якобы не столь красивых и свободных своих русских сограждан можно и нужно жечь, душить, стрелять. РИА "Новости" Что такое национализм? Это слова «Я горжусь своим народом». А нацизм говорит: «Мой народ самый лучший». Есть на Украине нацизм или нет? Может, конечно, и прав Байден, нет там никакого нацизма. Но десятки миллионов людей, верящих в то, что они рождены самыми красивыми и свободными, там есть. И все мы за минувшие годы успели с ними столкнуться, потому что эту нацию лучших людей так раздраконили лестью, что они уже не могут удержаться и докучают нам своими разговорами о том, что они лучшие. Вдумайтесь только, как им промыли мозги, если они, сидя в темноте, потому что наша ракета вырубила ему построенную еще нами электростанцию, и тратят последний заряд батареи на телефоне, чтобы написать нам, что они самые красивые и свободные. Источник - https://360tv.ru/tekst/ukrainian-crisis/kak-ukrainskaja-natsija-pogibla-pod-tjazhestju-avtomifa/

Вроде она.

Хотелось бы грязных подробностей. С местом, временем и реакцией властей, если можно. Или ссылок хотя бы.

С ЕБНом всё понятно. Он слил всё что мог. Ну или почти всё. Я про другое - мощное пророссийское движение в вымиратах существовало только в голове Алскниса и ему подобных. Была какая-то возня на уровне песочницы. Но, как помню, русских, которые не меньше прибалтов мечтали о Еврорае и издевались над проблемами "отсталой России" было очень не мало, мягко говоря.

Алкснис икперд, мля... Свою шарманку крутит ни на ноту мелодию не меняя. Про "тысячи политиков, готовых положить за Россию голову" в Проебалтике девяностых вот прям улыбнуло. Вернее оскалило - я тогда уже немного подрощенный был. И память у меня хорошая. Трепло он.

А чё там ловить? Там просто лопатой грести. Или вилами. Фото с Филиппин. Но в Индонезии те же яйца, вид сбоку. Да и не только там.

Главное - не забывать про ТБ.

Я когда-то Тень Солнца у них слушал. Неплохой фолк-рок с бандурой. Но потом перестал, не поучается абстрагироваться никак.

Твою же ж...

Мне одному вот это по глазам резануло?